Одного поля ягоды
Шрифт:
Если Сам Бог решил, что жизнь Мужчины неполноценна без достойного компаньона, кем был Том, чтобы отрекаться от Него?
(Если уж быть честным, Том отрекался от Него при любом удобном случае. Заповедь «почитай Мать и Отца Твоих» не была очень применимой к сиротам, которые никогда не разговаривали с одним родителем и лишь обменялись одним-двумя предложениями с другим, не так ли? В любом случае, именно Бог был ответственен за несчастную разлуку Тома с матерью и отцом, так что в конечном итоге это была Его вина, что Том не позаботился о том, чтобы уважать их.)
Да, он мог допустить такую возможность. И разве это не разрешит все его проблемы, если он позволит образоваться такому роду отношениям?
После определённого возраста, когда мальчики и девочки становятся
Том ещё на первом курсе осознал, что ему был дарован его собственный Контраст, и он воспринял это спокойно, как следствие того, что он был Особенным. Это был знак, не так ли?
Постепенно Том начал смиряться с перспективой появления мистера Гермионы Грейнджер, присутствие которого он мог бы терпеть каждый день.
Его бы не звали мистер Гермиона Грейнджер, разумеется. Это было глупым именем, концептуальным условным названием, у которого теперь не было причин для существования.
Она должна быть Гермионой Риддл.
Теперь ему лишь оставалось убедить её, что она этого тоже хотела.
Комментарий к Глава 30. Последствия иллюстрация автора:
https://i.imgur.com/m0TuWY3.jpg
(от автора)
Узрите, золотой медалист по умственной гимнастике: Том Марволо Риддл.
— «В.Б.» — «венерические болезни» или ЗППП, поскольку в то время было невежливо использовать слово «секс». До появления пенициллина и современных антибиотиков эти заболевания были широко распространены и опасны для общественного здоровья, в результате чего правительства во время войны проводили кампании позора для повышения осведомленности. Пропагандистские плакаты той эпохи для иллюстрации: https://www.atlasobscura.com/articles/venereal-disease-posters-sti-world-war-ii-sex-shame
Именно из-за такого воспитания, я думаю, Том будет считать большинство окружающих его людей грязными и неполноценными, что усиливает его дистанцию от них, а также его презрение к людям. По этой причине я не могу представить Тома ходячим плейбоем, не в той степени, в какой его изображают в фанфиках.
— В этом фике я пишу Тома атеистом, выросшим в период, когда люди в культурном отношении являются христианами, и произнесение молитв в школе, перед едой и перед сном — норма. Сам Том не делает этого, но был вынужден это делать, когда был моложе, поэтому он знаком с христианскими идеями и обычаями. Частично его мотивацией изучать их были дискуссии со взрослыми, которые пытались заставить его пойти в церковь.
Следует сказать, что если вы хотите, чтобы в ваших фанфиках были здоровые христианские ценности, вы не найдете их в историях о малыше Волдеморте
====== Глава 31. Назначение ======
Комментарий к Глава 31. Назначение Предупреждение о содержании:
Подразумеваемое изнасилование и сексуальное насилие, лёгкое графическое насилие. (прим. автора)
1943
Том знал, что превосходил людей вокруг с самого раннего возраста.
Это было чем-то, что было в такой же мере частью его личности, как быть Особенным, или волшебным, или британцем. Он не думал об этом часто, но он считал Британию и английский язык превосходящими любые другие на земном шаре. Он уважал могущество, производившее империи, а какая современная империя могла потягаться с Британской?
(Он давал понять, что уважение к Британской империи и её империалистскому гегемону отличалось от уважения к монарху или институту Короны. В любом случае, существовала лишь одна коронованная голова, которую Том мог бы уважать… Была небольшая
заминка с обретением вышеупомянутой короны, но это совершенно отдельный вопрос. И нет, та бумажная корона, которую он спрятал между страниц своего дневника в качестве закладки, не считалась.)Он превосходил всех, но впервые в его жизни его врождённое превосходство было открыто подтверждено людьми, которые признавали себя стоящими на уровне ниже его или, как сказала бы его бабушка, его меньшими — группой людей, которые не могли ничего сделать с тем, какие они есть, и к ним лучше всего относиться с нежной, хотя и направляющей, властью. (Мэри Риддл называла это «нравственное руководство», что было обязанностью высших классов. Гермиона бы назвала это откровенным и категоричным патернализмом, Том называл это тем, чем оно было, — «непрошеным вмешательством».) Это отличалось от того, как его соседи по спальне относились к нему в Хогвартсе: там его превосходство возникло благодаря тому, что он зарекомендовал себя как более могущественный, более способный и опытный, чем они. Они подчинялись ему, потому что он их этому научил: он заработал это у них и с них.
Уважение, добытое от одноклассников из Слизерина или читателей его статей, — это было не тем же самым, что почтение, которое ему оказывали — которое ему полагалось — за статус его имени и крови, что он вкусил, когда прибыл в Усадьбу Риддлов. Первое было взращенным. Второе было ожидаемым.
Здесь Том был Риддлом, а это что-то да значило в деревне Хэнглтон.
Здесь, в отличие от Хогвартса, люди приподнимали свои кепки и опускали головы в его присутствии. Они называли его «сэр», и их старшинство не умаляло того, что они считали Тома вышестоящим. Если он шёл вниз по лестнице, пока горничная с корзиной постиранных наволочек поднималась наверх, она отходила в сторону, давая ему пройти, и ему не нужно было говорить ни слова — и она не ожидала, что он произнесёт обязательную комбинацию из «простите» и «спасибо», которая доводила его до психоза во время каждой поездки на лондонской подземке.
Это было странным и практически опьяняющим опытом. Это было чем-то, к чему человек мог привыкнуть, и, когда он это сделает, найти это приятным. А когда он в этом освоится, ему будет трудно отпустить это, даже подумать о том, чтобы обойтись без этого: достоинство Человека отныне будет иметь приоритет над комфортом Человека.
Для этого существовало слово: «привилегия».
Привилегией было ехать на заднем сидении «Роллс-Ройса» Томаса Риддла с Гермионой, пока Фрэнк Брайс запрягал повозку, чтобы отвезти миссис Уиллроу и горничных вниз по холму в деревенскую церковь, потому что бензин нельзя было тратить на прислугу. Привилегией было сидеть на мягкой скамейке, придержанной для его семьи, с его фамилией, вырезанной с завитушками на спинке.
Рождественская утренняя служба деревенского пастора Литтл-Хэнглтона была такой же скучной, как и в лондонских часовнях. Том, который много лет назад приучил себя к скучным лекциям о вещах, которые не считал ни полезными, ни интересными, быстро обратил своё выражение лица в серьёзное внимание. Подле него Гермиона слушала с таким же вниманием, хотя это не мешало ей подталкивать его кончиком локтя, если она ловила его на фырканье, когда пастор говорил что-то особенно забавное.
— Никогда не следует бояться того, кто может убить тело, но не может убить душу, — зачитывал пастор с пюпитра.
Пока что проповедь затрагивала сложности прошедших лет, но давала людям надежду, что Британия восторжествует в текущей войне. Прошла минута молчания в память многих местных мальчиков, которых призвали в армию, которые оставили свои семьи — и некоторые из них были навсегда обездолены. Одним из них, как понял Том по шмыганью горничных, сидящих на скамье за Риддлами, был камердинер его отца.
— Скорее следует опасаться того, кто имеет власть уничтожить и тело, и душу…
Прошло семь лет с тех пор, как Том в последний раз сидел на церковной проповеди, и, придя сегодня, он убедился, что ничего не пропустил за это время. По правде говоря, он вспомнил, почему он вообще ненавидел ходить в церковь: старушки.