Одного поля ягоды

Каждую ночь до конца рождественских каникул Гермиона шла спать, думая о том, как там её мама с папой. Она знала, что они были в безопасности — что она сделала всё, чтобы её обеспечить, — но остальной Лондон не был. Их ночи будут спокойными, но в дневные часы мама с папой будут заботиться об увечьях, зная, что они избежали такой судьбы благодаря величайшей удаче произвести магического ребёнка.

(Она бы точно не стала благодарить Нотта за его своевременное вмешательство в бюрократию Министерства.)

Когда Гермиона слушала вечернее вещание на радиоприёмнике в комнате Тома (в её комнате его не было, так же как и не было личной ванной, как у него), он, казалось, понимал её состояние меланхолии и предлагал всю возможную ему поддержку.

Они слушали передачу вместе в кровати Тома, причём Тому хватало ума воздерживаться от своих обычных комментариев по поводу магловских глупостей. В поздние часы, когда дикторы завершали вещание и включали «Боже, храни Короля»{?}[Гимн Великобритании], он заворачивал её в одеяло и подтыкал его. Много раз по утрам она просыпалась и обнаруживала себя на его стороне кровати, а её руки и ноги были надёжно обёрнуты одеялами так, что она едва ли могла двигаться. А также Том, достаточно предусмотрительно, накладывал Согревающее заклинание на её пальцы ног.

Каждый раз она высовывалась на свободу и выскальзывала из его комнаты в свою.

Было бы слишком постыдно, если она опять подслушает сплетни горничных, как они пришли поменять бельё и увидели простыни нетронутыми во второй гостевой спальне.

Снова.

Комментарий к Глава 32. Вымысел и сказка иллюстрация к главе от автора: совместный сон

https://i.imgur.com/Ho76v2x.jpg

====== Глава 33. Хороший и достойный ======

1944

Небо было чёрным, ветер испещрён колючими осколками льда, когда горничная подала Тому и Гермионе их пальто. Корзина сэндвичей была передана кухаркой, подготовленная к их поездке на вокзал Грейт-Хэнглтона, пока Брайс, продолжая зевать, взял свою флягу горячего говяжьего бульона, а его кепка была натянута ниже на голову, чтобы прикрыть кончики покусанных морозом ушей.

Риддлы купили им билеты на места в первом классе на «Йорк-Флайер»{?}[Скорый поезд из Йорка] до Лондона, и поездка была не такой плохой, как перед Рождеством, потому что теперь Том мог наложить собственное Согревающее заклинание и уменьшить багаж до размера ланчбокса, чтобы отвадить магловских портье от его вещей. Это сэкономило ему несколько пенсов на чаевых, которые он потратил на чай и печенье в вагоне-ресторане — что он нашёл превосходящим тележку со сладостями в «Хогвартс-экспрессе», где ассортимент был ограничен отвратительными сахарными кондитерскими изделиями. (Как бы сильно ему ни нравилось быть волшебником, Том никогда не мог понять, зачем класть лягушек, мышей и тараканов, зачарованных на движение, в свой рот. Каждый раз, когда другой студент угощал его шоколадной лягушкой — он никогда не трудился тратить собственные деньги на них, — он вскрывал упаковку и ждал, пока выдохнутся чары, прежде чем её съесть).

Небольшой толикой неловкости была новая привычка Гермионы хлопотать над ним, спрашивая, болит ли его нога, нужно ли ему посидеть на пересадке между поездами, пока она ходила заказать еды и напитков у кассира, или нужно ли ему держаться за её руку, чтобы идти вверх и вниз по лестницам, разделявшим каждую платформу. Гермиона была внимательной с самого их возвращения из Св. Мунго, и хотя у него закончились зелья от целителя, его ноги всё ещё оставались слабыми от недостатка использования в последние полторы недели. В ближайшее время марафонов ему не выиграть… Но он сомневался, что это было бы возможно, даже до того, что шепчущими голосами называли «Происшествием».

Происшествие.

Для него это было чередой событий, которые привели к его истечению кровью в кровати Гермионы, посещению больницы Св. Мунго и удару по рукам с Ноттом, когда он был одурманен и опьянён обезболивающими зельями.

Для остальных в Усадьбе Риддлов Происшествием была смерть собаки в спальне его отца. Согласно горничным, когда они убирались в его комнате, всему персоналу дали два лишних боба{?}[шиллинга] в ту неделю, чтобы держать язык за зубами и не позволить слухам просочиться на деревенскую мельницу сплетен, пока доктор разбирается с проблемой, а дети остаются в доме. Тем не менее, это не остановило прислугу от сплетен в доме.

Это был фактор, который Том счёл нужным использовать в своих интересах.

— Я думал, что с моим отцом что-то не так, когда впервые его встретил, — грустно сказал Том с опущенным на кипу постиранных рубашек на его кровати взглядом. — Это стало таким потрясением, тот первый завтрак…

Он умолк с глубоким и меланхоличным вздохом.

Бекки Мюррей, вторая горничная, которая складывала его бельё и разделяла его на «зиму», чтобы убрать в проложенный шариками от моли сундук, и «весну», чтобы сложить к его школьным вещам, сочувственно ему кивнула:

— Это разбудило в нём что-то злое. Никто не знал, что он такой, сэр, — только кухарка была здесь больше десяти лет. Она знала мистера Тома ещё парнишкой, и тогда он ничего такого не делал, говорила она.

— У меня никогда раньше не было отца, — сказал Том. — Думаю, я не мог знать, что не все отцы такие. Но теперь… Он вышел за пределы всех понятий нормальности. Это такая трагедия для всех — и для меня тоже: я думал, у нас в самый первый раз будет тихое семейное Рождество, — Том горестно покачал головой. — Если бабулечка выслала его, как я слышал, у меня никогда не будет возможности узнать его.

Глаза горничной заблестели. Она промокнула их передником и шмыгнула:

— О, отослать его было для его же блага, сэр. Он в хороших руках, правда, — там будут люди, которые о нём хорошо позаботятся, убедятся, что больше не будет такого… Необычного поведения.

— За ним правда нужно присматривать? — спросил Том. — Ему так плохо?

— Ночные кошмары, я слышала, — сказала Бекки, метнув взгляд на открытую дверь, чтобы убедиться, что никто не проходил по коридору. — Вам не о чем переживать, сэр. Лучше начать складывать школьные вещи. Миссис Риддл хочет видеть, как Вы носите новые рубашки и брюки, которые она Вам подарила на Рождество.

— Он мой отец, конечно, я переживаю, — сказал Том со скорбным выражением лица. — У каждого он только один. Пожалуйста, мисс Мюррей, если Гермиона спросит новостей о его здоровье, Вы не могли бы быть деликатной в своих ответах? Она чувствительная, и её отец работает доктором в Лондоне — она никогда не выносила страдания других людей. Просто скажите ей, что ему нездоровится и нездоровилось некоторое время. Он заслуживает сохранить своё достоинство в такие сложные времена, неважно, кто он и что он сделал, он всё равно семья, ведь так?

— О… Ой, это такая добрая мысль, — горничная прижала ладонь ко рту. — Не боитесь, конечно, сэр!

— Спасибо, — сказал Том, и его благодарная улыбка принесла вспышку красного румянца на её щеки.

Потом ему не было стыдно за то, как он обошёлся со служанкой, направляя её осторожным выбором слов, взглядов и улыбок. Он же не обманывал её — он не выносил, когда его обманывали, и старался избегать лжи в своей жизни. В конечном счёте, те, кто полагался на отъявленное надувательство, были теми, кому не хватало проницательности для переинтерпретирования реальности и воображения, чтобы придать ей любую форму, какую они пожелают.