Окрестности сорока

Этот живописец, конца девятнадцатого века, почти каждое лето проводил в Драчёвске: писал этюды, охотился. Дом он снимал у вдовы генерала Юбса, - весьма аппетитной особы. Говорят, что Ибсон даже был её любовником.

Наша соседка - госпожа Хамс - весьма заинтересовалась историей Ибсона и Юбсовской вдовы, и засыпала полковника градом вопросов, пытаясь выяснить некоторые пикантные подробности этой истории.

На все вопросы назойливой дамочки полковник отвечал немногословно и однозначно: "Не могу знать, гражданочка, я их за ноги не держал".

Актёр Хамс, чувствуя себя, по-видимому, неловко из-за нахального поведения своей любопытной супруги, постоянно толкал её локтем в бок и зловеще шипел: "Заткнись, дура!"

Мы прошли уже почти половину нашего маршрута и начали уже, было, разворачиваться, чтобы плыть назад вдоль другого берега..., как, вдруг, услышали нарастающий рёв. Сверкающая в лучах заходящего солнца моторная лодка, быстро двигалась в нашем направлении, разбрасывая тучи пенистых брызг. Казалось, что она летит прямо на нас... и вот-вот врежется в "Мичмана Членского".

Моторка проскочила прямо под нашим носом, и огромная волна, разбегающаяся от неё, сильно качнула судно. При этом мадам Хамс истошно завопила: "Караул, тонем!"

Однако, столь ничтожная волна не смогла перевернуть "Мичмана Членского", и он уверенно продолжал свой путь, рассекая тёмную воду.

Моторная лодка замедлила свой ход метрах в десяти от пароходика и теперь плыла за нами, параллельно борту. Несколько испуганные экскурсанты почти все повставали со своих мест и прильнули к палубным перилам, рассматривая моторку. На её борту красовалось гордое название - "Бухой карасик". В лодке было два индивида. Один - объёмистый, как холодильник отечественной марки "ЗИЛ", в солдатских сапогах и шароварах, в грязной майке, - управлял моторкой. Мускулистые, волосатые руки его украшали многочисленные татуировки. Морда этого типа была красная, испитая, а голова - лысая. От правого глаза до губы, по щеке, тянулся сизый шрам. Другой - тонкий, как щепка, с голым торсом, в семейных трусах в горошек и в огромных рыбацких сапожищах. Он сидел на корме. На голове его была надета клетчатая кепка с большим козырьком, какие обычно носят лица кавказкой национальности. Физиономию его нам не удалось рассмотреть, так как она полностью скрывалась под козырьком. Тощий тип держал в руке длинную палку, периодически поднимая её в воздух и потрясая ей, словно вождь негритянского племени Мумумба. Присмотревшись получше, мы поняли, что это - багор.

Наш гид прокомментировал зловещим шёпотом: "Я их знаю. Тощий - это Федька Шмырь - дешёвый фраер..., хотя и карманник, а толстый - Ванька Яйцо. Он, между прочим, - только что из мест заключения. Говорят, - мотал срок за мокрое дело. Но я думаю, что - пиздят. Его выпустили по амнистии. Шрам у него - от блатной заточки, - схлопотал в зоне".

При этих словах госпожа Хамс тихо, но выразительно взвизгнула.

Не обратив на взвизг чувствительной дамочки никакого внимания, полковник Хренкин продолжал, потрясая седыми усищами, - уже громко, внушительным командным басом так, чтобы было слышно на моторке: "И-ть твою..., я погляжу - они опять нажрались. Ну, ничего, они у меня допрыгаются. Я их сдам, куда надо!"

В ответ на реплику бравого отставника, с моторки донеслось торжествующее хихиканье Федьки Шмыря, а Ванька Яйцо рванул, что есть силы шнур мотора, лодка взревела, встала на дыбы, и снова с дикой скоростью проскочила под нашим носом, ещё сильнее, чем в первый раз, качнув пароходик.

Несколько потерявших хладнокровие экскурсантов, завопило: "Это - безобразие, хулиганство, надо вызвать милицию!" И, конечно, сильнее всех визжала мадам Хамс.

Резвая моторка тем временем быстро удалялась и вскоре совсем скрылась за поворотом реки.

Вдруг заскрипело открывающееся окошко капитанской будки, и оттуда высунулась рыжебородая физиономия товарища Икаеева.

– Ты видел, Иваныч, - заревел он слегка осипшим баритоном, обращаясь к Хренкину, - Эти разъебаи спиздили наш багор. Как я не углядел?

На это наш гид отвечал: "Ах, и-ть твою. Мало того, что они всё время бухие, так они ж ещё и пиздят государственное имущество. Ну, нет, - в этот раз им это так просто с рук не сойдёт. Абрамыч, вызывай по рации ментов!"

– Да, брось-ты, Иваныч, - сами разберёмся. Проспятся они..., - отдадут багор. На хер он им нужен?
– пошёл на попятную капитан, и его голова исчезла в окошке.

В эту минуту мы снова услышали нарастающий рёв. "Бухой карасик" опять стремительно нёсся в нашу сторону.

Ванька Яйцо, со зверским выражением на своей испитой харе, впился в руль моторки. По оцепенелой позе толстяка и по туманному отблеску его рыбьих глаз, нам стало ясно, что он до бессознательности пьян и с трудом понимает, где находится.

Его тощий друг, же, напротив, демонстрировал величайшее оживление, подпрыгивая на корме, потрясая краденым багром - в одной руке и, сорванной с головы, кавказкой кепкой, - в другой. До нас донеслись обрывки перефразированной известной русской народной песни, которую он горланил, стараясь перекричать рёв мотора:

– Была бы только тачка, да тачка порезвей,

Была бы только тёлка, да тёлка пожирней!

Моторка снова встала на дыбы и вихрем пронёслась под нашим носом, с неимоверной силой качнув судно.

Рассвирепевший полковник еле удержался на ногах, крепко вцепившись руками в бортовые перила, и заорал диким голосом: "Икаев, и-ть твою так, вызывай ментов!"

"Бухой карасик" кружил вокруг нас, иногда на время удаляясь, почти всю обратную дорогу. Испуганные пассажиры женского пола и несознательные дети дико верещали, мужики матерились. Полковник Хренкин осыпал хулиганов в моторке совершенно непечатной бранью и призывал "ебёного" капитана Икаеева, отсиживавшегося в своей будке, звонить в милицию.

Ясно, что было уже не до экскурсии. У всех, включая и нас с Дроном, было испорчено настроение и натянуты нервы.

Наконец, когда мы подходили почти уже к самой пристани, "Бухой карасик", проскочив последний раз под нашим носом и обдав почти всех экскурсантов на палубе с ног до головы холодной водой, сделал крутой поворот и стремительно скрылся за излучиной реки.

Вскоре, без дальнейших приключений, мы добрались до пристани и с огромным облегчением снова ступили на сушу. По-видимому, наш капитан всё же позвонил в отделение, - так как в нескольких шагах от причала стоял милицейский газик.

Полковник и капитан пошли жаловаться двум ментам, сидящим в газике, а мы, немножко потоптавшись на месте и перекинувшись несколькими репликами по поводу испорченной экскурсии, всей гурьбой направились в сторону дома отдыха "Ядрёные дали".

– Эй, постойте, - закричал кто-то из нашей группы, - шпана на моторке причаливает к берегу!

Действительно, лодка с двумя нашими мучителями тихо подошла к пристани. Квадратный Ванька Яйцо сохранял всё тоже безучастно пьяное выражение на своей физиономии, тогда как Федька Шмарь радостно и глупо улыбался и протягивал нам багор, как бы говоря: "Вот возьмите, мы чуток поиграли, и будет, - возвращаем вам ваше имущество с благодарностью!" Непонятно, - они, что, рассчитывали, - что заведённые экскурсанты скажут им спасибо?!

Честно говоря, такого появления этих двух жлобов, после всего того, что только что произошло, наша группа никак не ожидала; и, поэтому, первые несколько секунд народ находился в замешательстве.

Но довольно быстро мы ощутили, что настал, наконец, час расплаты... Несколько крепких мужчин из рядов экскурсантов, неспешной походкой и с деланно-добродушными физиономиями, - чтобы не спугнуть хулиганов, - направилось в сторону причалившей моторки. Менты же, выйдя, вместе с бравыми полковником и капитаном, из газика, согнувшись, стали пробираться к лодке под прикрытием кустов.