Омут
Шрифт:
Без третьего варианта.
Без полумер.
Без оглядки.
И говорить что-то ещё как будто бы не нужно. Потому что это “что-то ещё” - лишнее, неважное, пустое. Потому что для чего-то другого было ещё рано.
Он. Она. Друзья.
Друзья - она и он.
Отрадная, словно выучив новое слово на незнакомом ей ранее языке, смаковала его всю ночь и на следующее утро проснулась не гадкой, безнадёжной предательницей, а другом золотого мальчика. Смотрела на себя в зеркало и видела не ту, что изо дня в день уничтожает всё
Кир не он.
Не Олег.
Простой и очевидный факт, а ощущение такое, словно она новый мир открыла. Уютный, спокойный, безопасный и только для себя одной. Это ощущение не покидало её уже который день, как и события его вызвавшие. Как и всё остальное, связанное с еёдругом. Как и самд р у г.
69. Алёна
– Алён, ты чего?
– врезается в мысли чужой простуженный голос.
– Задумалась или заснула?
Девушка открывает глаза и видит перед собой Мишу, благодаря которому и получала крупицы достоверной информации о золотом мальчике. Романов, похоже прекрасно видя, что у неё не хватит духа спросить прямо, бросал в разговорах в перерывах между парами, что Кир с братом, что с ними обоими всё в порядке, что совсем скоро он вновь вернётся к прежнему образу жизни и станет появляться на занятиях. Это больше, чем ничего и тех пустых сплетен, что слышались из каждого угла, но в то же время было так мало.
Вы просто друзья, Отрадная.
А друзья не докладывают друг другу о каждом своём шаге.
– Хотя, честно говоря, я сам вырубился через десять минут после начала лекции, так что понимаю тебя прекрасно.
Парень слабо улыбается и вместо того, чтобы, как и другие студенты, покинуть аудиторию тяжело плюхается на место рядом с ней, будто силы его окончательно покинули. Он выглядит неважно. Вид вместо привычного пышущего здоровьем и позитивом совершенно болезненный. Лицо бледное, на щеках нездоровый румянец, глаза воспалены и даже его неуправляемые кудри, обычно всегда задорно торчащие во все стороны, выглядят тускло и поникше.
– Тебе стало хуже, да?
Миша и в предыдущие дни очевидно чувствовал себя не самым лучшим образом, но беззаботно отмахивался от вопросов о своём самочувствии и шутил, что от обычной простуды помирать не собирается, а сегодня его внешний вид буквально кричал о том, что ему очень плохо.
– Неужели это так заметно?
– сипит он, откидываясь назад и упираясь затылком в стоящую позади парту.
– На тебя смотреть жалко, - честно отвечает девушка и осторожно касается его лба.
– Ну что, доктор, пациент скорее жив, чем мёртв?
Отшучивается скорее по привычке, чем по желанию, и тут же, отвернувшись, заходится сильным кашлем. Оставшиеся в аудитории студенты с опаской
оборачиваются на них. В их числе и Лиля Гордеева, но она смотрит иначе - хмуро, недовольно и… Обеспокоенно?– У тебя температура, Миш, - Алёна тревожно заглядывает одногруппнику в лицо, когда тот, справившись с кашлем, возвращается в прежнее положение.
– Тебе нужно к врачу.
– Не-е-ет, не хочу, - тянет капризно.
– Почему?
– Прописать себе сироп от кашля, постельный режим и обильное питьё я и сам могу.
– Миша, так нельзя.
– Не переживай, Алёнка, прорвёмся, - снова отмахивается он.
– Не впервой. Лучше пойдём, битва возле гардероба скорее всего уже прошла и можно спокойно забрать вещи.
Тяжело поднявшись на ноги, Романов тут же покачивается и девушка, испуганно подскочив с места, хватает его за руку, помогая удержать равновесие.
– Может… Может, всё-таки обратишься за помощью? Хочешь, я с тобой схожу?
Он открывает рот по всей видимости, чтобы вновь отказаться от идеи похода к врачу, но его прерывает звонкий и маскирующий беспокойство язвительностью голос Лили.
– Вроде бы такой большой и взрослый, а по прежнему тётенек в белых халатах боишься, а, Кудряшка?
Она равняется с ними и окидывает их обоих насмешливо-напряжённым взглядом, особое внимание уделяя парню. Тот же, закатив небесно-голубые глаза, фыркает и тычет в её сторону указательным пальцем.
– Молчи, бессердечная. Это я по твоей милости между прочим в дождь прогулялся и простыл, так что пожалела бы меня лучше.
– Я не просила тебя идти за собой, если помнишь.
– Помню, но сути это не меняет.
– А ты не думал, что это наоборот доказывает, что тебе пора перестать совать свой нос в чужие дела?
– А ты не думала попридержать своё мнение до момента, пока оно хоть кому-нибудь будет интересно, кроме тебя самой?
– Только после тебя, Мишенька, - Гордеева едко улыбается и, видимо не сдержав порыва, тоже прикасается к его лбу.
– Слушай, а Отрадная ведь дело говорит, - уже без улыбки и откровенно взволнованно.
– Ты бы, правда, показался в медпункте.
– Не хочу в медпункт, - повторяет Миша и устало массирует виски.
– Домой хочу. Алёнка, вызовешь мне такси, пожалуйста? У меня телефон сел и голова, жесть как, раскалывается…
– Конечно, сейчас. Присядь пока.
Лиля молча слушает их короткий диалог, затем также молча разворачивается и уходит к своему месту. Там собирает вещи и борется сама с собой. У неё сейчас есть два варианта: первый - она может со спокойной душой подняться на несколько рядов выше, выйти в коридор и отправиться по своим делам, скинув заботу о друге детства на жалкую Отрадную, которой и кактус, если честно, не хотелось доверять, не то что живого человека; второй - спуститься обратно и взять Мишку под свой контроль. Не потому что переживает и боится за него, а потому что… Потому что… Почему? В память о совместном счастливом детстве? Да, точно, только поэтому. Не больше.
– Собирайся, - не без труда принимает девушка решение, всё-таки выбрав второй вариант и спустившись на несколько рядов ниже.
– Я тебя отвезу.
Бывший лучший друг смотрит на неё неверяще, до горечи тепло, как раньше, и это вызывает в ней непрошенную тоску и грусть, которые Лиля поспешно скрывает за непроницаемым гордым выражением лица и стильным солнцезащитными очками.
– С чего это такой аттракцион щедрости?
– Миша шмыгает носом и чуть щурится, внимательнее приглядываясь к ней.
– Дай угадаю, хочешь отвезти меня в лес и оставить там? Тогда один я не поеду. Алёна, ты тоже собирайся.