Омут

Так что, нет, не забылся. Потому что моя.

Сейчас моя и потом.

Всегда.

У Авдеева от этого внутри, за рёбрами, там, где всё о ней и за ней, совсем тесно. Почти невмоготу. Да только его сейчас и под страхом смерти не заставить даже на маленький шажок в сторону отступить. Легче сразу на поражение, без предупредительного, прямо в висок и, чтобы наверняка, следом не медля в грудь.

– Кир… - доносит до уха ветер шёпот, что оседает на нём мурашками.
– Я…

Парень чуть поворачивается, зарывается лицом в тёмный шёлк глубже и, не помня себя от нежности, желания, любви, касается девичьей макушки губами. Если у каждого человека существует свой рай на земле, то у него он такой - она и никого и ничего больше рядом. Ни проблем, что тянут камнем на дно отчаяния и бессилия, ни ответственности ему не по годам, ни слов отца, страшных, обидных, разочаровывающих, от которых он ещё пару минут назад был готов разнести всё к чертям, а теперь стоял и на до и после свою жизнь этим моментом делил. До - против неё, себя, очевидного и вопреки уже случившемуся. После - весь в бездонных карих глазах, смирившийся с неизбежным и не намеренный больше останавливаться.

Чувствуешь, Алёна?

Никакие мы с тобой не друзья.

Друзей друг от друга так не плавит. У них всё чинно, благородно, по правилам. У Кира же безусловно, неоспоримо и настолько фатально, что выбора не остаётся. И бездействовать дальше, наблюдать со стороны, сомневаться бессмысленно и смешно.

Либо всё, либо ничего, помнишь?

Где-то внизу раздаётся глухой хлопок, будто от закрывшейся двери, и Отрадная ворочается, слегка отстраняется, чтобы заглянуть ему в лицо, но объятия не разрывает и смущение спрятать не пытается. Он же в свою очередь пьяно смотрит на неё - такую красивую, близкую, родную и надышаться не может.

Я теперь за тобой по пятам, понимаешь?

До конца.

В её глазах тонут даже звёзды, не то что он, а в его, Авдеев уверен на сто процентов, капсом, как на рекламном щите, неоном светится “люблю”.

– Кир, я не хотела… Не хотела подслушивать, веришь?
– спрашивает серьёзно.
– Просто случайно услышала тебя и…

– И?

То, что она слышала как он собачится с отцом его абсолютно не задевает и не ущемляет, и не в таких ситуациях уже рядом была, а этот вопрос задаёт лишь бы только дальше её голос слышать.

– И забеспокоилась, что ты… Что у тебя…

Алёна путается от переполнявших эмоций в словах и взволнованно облизывает губы. Он мгновенно залипает на этом действии, слыша как выдержка трещит по швам.

– … Что тебе плохо.

Простая фраза, а у него улыбка во весь рот сама собой вырисовывается. Приятно знать, когда кому-то на тебя не наплевать. Ещё приятнее, когда на тебя не наплевать не кому-то, а той, что все мысли захватила и теперь жила в них полноправной хозяйкой всего его мира.

– Прости, пожалуйста.

– Алёнка, прекращай, - качает головой, не сводя с девушки глаз.
– Всё в норме. Наоборот… Хорошо, что ты здесь.

Теперь черёд улыбаться переходит к ней и это одно из самых любимых зрелищ на свете. Когда она улыбается. Когда чувствует себя безопасно и комфортно. Когда смеётся. Эти моменты непростительно редки, но Авдеев собирается это исправить. Он, вообще, собирается много чего с ней и для неё сделать, не в силах дальше быть сторонним наблюдателем, участвующим в её жизни лишь от случая к случаю.

– За Мишу отдельное спасибо.

Отрадная не была обязана переживать и заботиться о его лучшем друге, но всё же делала это, не ожидая ничего взамен и просто потому что Мишка нуждался в помощи и внимании.

– А теперь ты прекращай, - отмахивается она, чувствуя себя неловко.
– За это не благодарят. К тому же не я одна с ним была.

Кир морщится как от зубной боли. От этой продуманной суки, втемяшившей себе в голову чепуху о любви между ними, он бы с радостью избавился в первую же секунду как только та показалась ему на глаза, да только друг был против, а ради Романова парень мог не только наступить себе на горло и лишить себя подобного удовольствия, но и смириться с её местонахождением в радиусе нескольких шагов. На сегодня. Завтра за себя и своё терпение, стремительно подходящее к концу из-за последних событий в жизни и Лилиных выходок в частности, он уже поручиться не мог.

– Она меня не волнует, запомни, Алёна, и никогда не верь обратному, кто бы что не говорил, - отрезает Авдеев и меняет тему разговора на то, что ему, действительно, важно и интересно.
– Лучше расскажи, как твои дела.

Этот момент волновал его все дни, которые её не видел, пока разбирался с братом и реакцией родителей на его срыв и не меньше волнует сейчас. Хочется знать всё, видеть реальность её глазами, быть рядом каждую чёртову секунду и делить с ней столько, насколько она готова впустить его в свою жизнь.

74. Кир

– Я… - девушка вдруг краснеет отчего-то ещё сильнее и, сама того не осознавая, взволнованно комкает ткань его кофты под курткой.
– Всё хорошо.

– А подробнее? Или это тактичное “отвяжись от меня”?

Алёна цокает, недовольная его словами, и возмущённо сверкает глазами.

– Ну что ты, конечно, нет! Я совершенно не это имела в виду!

– Тогда выкладывай, Отрадная, - Кир подаётся назад, не разнимая объятий, и опирается о перила поясницей, за счёт чего их разница в росте слегка уменьшается.
– Что делала, пока мы не виделись? Где была? О чём думала?

Следом подмывает спросить и о себе тоже, думала ли, вспоминала, ждала, но она сейчас перед ним как на ладони и шоколадные радужки напротив говорят громче, чем если бы девушка кричала в рупор.

Я тоже, Алёна.

Очень.

– Кир, это мне тебе после произошедшего подобные вопросы нужно задавать, - умело уходит от прямого ответа.

– Так спроси, Алён. Спроси и я отвечу.

Смыслов в его словах много и все они о ней. И озвучить их, перечислить от а до я, он готов уже в эту самую секунду, только Отрадная молчит и всё также проникновенно смотрит.

– Или ещё рано?
– понимает парень её без слов.
– Хорошо. Когда придёт время, дай зн…

– У меня есть один вопрос, - выпаливает, не дав договорить, и Авдеев невольно наклоняется к ней ближе, не просто вторгаясь в личное пространство, а наглым образом присваивая его себе.

– Какой?

Алёна его напор отражает укладывающим на лопатки румянцем, яркими искрами в глазах и заметными мурашками на гладкой коже.

– Ты… Ты же… Ты же вернёшься в университет?

– Конечно.