Омут

– Я же не отстану, Отрадная.

Она опускает голову ещё ниже, надеясь, что Кир всё-таки передумает, но вместо этого он вдруг протягивает руку, запускает пальцы в волосы и осторожно заправляет их ей за ухо, тем самым лишая девушку укрытия.

– Не отстану, Алёна, - повторяет решительно и твёрдо.
– Не отступлю.

Её щёки краснеют ещё сильнее и Отрадная нервно поправляет ворот рубашки, абсолютно не зная, как себя вести. Сказать, что всё нормально, когда очевидно, что это самое “нормально” давно отсутствует в её жизни? Перевести разговор на другую тему? Или отрезать так часто повторяемым раньше “Не твоё дело, Авдеев!”?

– Мне нужно с тобой конфликтовать, чтобы ты была разговорчивее?
– он будто слышит её мысли, а девушка в свою очередь слышит в его голосе горькую усмешку. И из-за этого болезненно сжимается сердце.

– Тебе легче меня ненавидеть, чем…?

Коридор университета во время длинного перерыва между парами - не самое лучшее место для таких разговоров, но золотого мальчика это не волнует. Кир смотрит на неё пристально. Смотрит так, как умеет только он. И от этого сердце сжимается ещё раз, но не болезненно, как пару секунд назад, а с трепетом. Волнительно. Почти сладко.

Почему ты не договорил, Кир?

Легче ненавидеть, чем… Чем спокойно общаться? Чем дружить? Или… Что именно ты имеешь в виду?

Алёне не хватает сил взглянуть в глаза напротив. Она лишь мажет робким взглядом по его лицу и облизывает сухие губы. Кажется, что посмотри она в зелёные радужки дольше мгновения и случится что-то, с чем ей абсолютно точно не справиться. Это “что-то” наверняка имеет название, но в голове сейчас почему-то пусто и шумно одновременно. И трудно сосредоточиться на чём-то или ком-то другом, кроме парня, стоящего рядом. Внимание, чувства и ощущения фокусируются лишь на нём. Благодаря этому она замечает родинку на его шее с правой стороны, едва различимые веснушки на носу и приоткрытые губы, срывавшееся дыхание с которых тревожит её волосы на макушке.

Как же ты близко, золотой мальчик.

И внутри, за рёбрами, кажется, места совсем нет, но сердце продолжает сжиматься и с каждой секундой всё быстрей и быстрей, словно куда-то торопится. Словно оно куда-то или к кому-то спешит, наивно полагая, что его кто-то ждёт. Девушка пытается его успокоить. Тянет носом воздух и на мгновение задерживает дыхание, но оно не слушается. Оно просто не желает её слышать.

– Алёна….?

Золотой мальчик ждёт от неё ответа, продолжая смотреть так, будто никого и ничего вокруг, кроме них вдвоём, не существует. Будто мир, жестокий и несправедливый, не имеет для него никакого значения. Будто этот разговор, несвоевременный и вспарывающий то, что было зашито-залатано наспех дрожащими пальцами, ему очень-сильно-просто крайне необходим.

– Я тебя не ненавижу, Кир, - правду сложно уместить в пять слов, но у неё это, кажется, получается.
– Больше.

После всего того, что он для неё сделал, после того, что они пережили вдвоём, после утреннего “тебя должна волновать только ты сама и никто больше” иначе не может быть. Уже не может. И с этим нужно как-то научиться жить. Научиться справляться с тоской по Роме и чувством вины за то, что уже больше не чувствует.

Я его больше не ненавижу, Ром, представляешь? Я больше не вижу в нём врага.

Но я всё также безумно, безмерно, чертовски по тебе скучаю.

Когда-то это казалось немыслимым и совершенно неправильным. Когда-то Кир Авдеев проходил мимо, одним взглядом смешивая её с грязью. А сейчас, в это самое мгновение, в его глазах жил апрель - робкий и настойчивый одновременно. С капелью, яркими солнечными лучами, прогоняющими холод, и подснежниками.

– Я тебя тоже. Давно.

Она вскидывает глаза и всё-таки смотрит в весну, что опутывает её с ног до головы. Голос парня звучит ломанно. Неровно. Хрипло. И это "давно" прокатывается по напряжённым до предела нервам, заставляя девушку невольно замереть. Кир это замечает. Замечает с пугающей лёгкостью и пытливо щурится, словно хочет заглянуть в неё ещё глубже и что-то очень важное для себя там увидеть, не подозревая, что Алёна Отрадная пуста. Пуста совершенно и, наверное, уже навсегда.

– Давно?
– зачем-то переспрашивает.

А он зачем-то невпопад отвечает:

– Ты даже не представляешь как сильно.

Это ставят её в тупик. Это вызывает у неё потерю дара речи и ощущение нереальности происходящего. Это не объясняет абсолютно ничего и в то же время говорит о многом.

– Тогда… - она сбивается, облизывает губы и вновь поправляет треклятый воротник, не зная куда деть руки.
– Тогда получается, что мы не… Не враги?

– Я тебе - нет.

И Алёна верит. С первой секунды. Даже зная, что это крайне безрассудно и неправильно. Верит. Потому что откуда-то чувствует, что золотой мальчик абсолютно искренен. На виду у всех, сильный характером и душой, тёплый взглядом и улыбкой, чужой обстоятельствами и общим прошлым, он полностью, всецело и безусловно с ней честен. Тогда как она в свою очередь…

– А я?
– девушка обеспокоенно ведёт плечами, вдумавшись в формулировку его фразы.
– А я тебе враг?

– Ты, Отрадная, тот враг, которому и делать ничего не нужно, чтобы одержать над противником верх.

У неё от этих слов вдруг безвольно опускаются руки и что-то трескается внутри. Тихо, но в её пустоте этот звук разносится оглушительным грохотом. И мгновенно хочется отвернуться, спрятать переживания и мысли ещё глубже, чтобы до них точно никто и никогда не добрался, чтобы не чувствовать то, что сейчас одолевает её с головой и чему у неё не получается дать название. Потому что Алёна в этот самый миг чувствует очень много. Очень много и сильно, будто кто-то одновременно включил телевизор, радио и раздражающую мелодию будильника. Эмоций и ощущений столько, что, кажется, ещё чуть-чуть и она лопнет, как воздушный шарик. Или сделает какую-нибудь глупость, о которой наверняка потом будет отчаянно жалеть. Или наоборот сделает что-то правильное впервые в жизни. Или…

А не много ли столько “или” на тебя одну, Отрадная?

Или не сделает абсолютно ничего, как всегда, позволив своим слабостям, трусости и ничтожности одержать верх.

– Но не переживай, - продолжает он, мягко улыбнувшись.
– Я уже принял своё поражение и не намерен продолжать вражду или мстить. Поэтому давай на чистоту, как не враг не врагу, что тебя беспокоит? Их трёп на паре?

64. Алёна

– Но не переживай, - продолжает он, мягко улыбнувшись.
– Я уже принял своё поражение и не намерен продолжать вражду или мстить. Поэтому давай на чистоту, как не враг не врагу, что тебя беспокоит? Их трёп на паре?

Ты, Кир. От русых волос, в стильной небрежности лежащих на затылке, до круглых мысов чёрных кроссовок.

Ты. Целиком и полностью ты.

Да так, что её жизнь, как в той детской считалке, волнуется раз, волнуется два, волнуется три и… И четыре, пять, шесть. Кажется, до бесконечности. И как удержаться на плаву Алёна не знает, а уйти с головой в это море страшно, выплыть на поверхность - нет сил.

– Они и ногтя твоего не стоят, Отрадная. Поэтому даже не смей верить и принимать их пиз*ёж близко к сердцу.

Его слова звучат хлёстко и достаточно громко, но у неё есть откуда-то уверенность, что Кир произносит их не напоказ. Хотя окружающие всё равно оборачиваются и с плохо скрываемым любопытством смотрят на них так, будто ничего интереснее в мире не придумали.

– Неужели… Неужели тебе совсем плевать на то, что они говорили?
– её слова в противовес звучат почти шёпотом.
– Они ведь…