Оракул с Уолл-стрит 6

Главный зал банка встретил меня приятной суетой. Несмотря на ранний час, за стойками из полированного красного дерева уже работали четверо кассиров в свежих белых рубашках с накрахмаленными воротничками. Новые латунные таблички с названиями отделов блестели под светом электрических люстр, установленных взамен тусклых газовых рожков. Стены, выкрашенные в теплые кремовые тона вместо прежнего унылого серого, создавали атмосферу надежности и процветания.

У стойки микрокредитования уже выстроилась очередь из полутора десятков человек. Ирландские грузчики в потертых шерстяных куртках, итальянские ремесленники с мозолистыми руками, польские портные с рулетками на шеях, каждый с небольшим, но жизненно важным проектом.

— Мистер Стерлинг! — поднялся из-за стола Томас Эллиотт, мой управляющий банком. Худощавый мужчина лет сорока пяти с аккуратными седеющими усиками и внимательными карими глазами за очками в стальной оправе излучал компетентность опытного банкира. Его черный костюм был безупречно отглажен, золотая цепочка карманных часов поблескивала в свете люстры. — Готов доложить о ночных поступлениях и утренних результатах.

Мы прошли в мой кабинет на втором этаже. Как я уже рассказывал, помещение тоже подверглось радикальной реконструкции после приобретения банка. Тяжелая викторианская мебель уступила место современному письменному столу из светлого клена и удобным кожаным креслам табачного цвета. На стенах вместо портретов былых банкиров висели карты Нью-Йорка с отмеченными районами экономического развития и графики роста различных отраслей промышленности.

Эллиотт разложил на столе несколько папок с отчетами, его движения были точными и методичными, как у опытного бухгалтера. Аромат свежесваренного кофе наполнял кабинет, секретарша уже подготовила серебряный кофейник с фарфоровыми чашками.

— За последние сутки открыто двадцать три новых счета, — начал Эллиотт, открывая первую папку и надевая очки, —. Это абсолютный рекорд за всю историю банка.

Я налил кофе в две чашки и протянул одну управляющему. Крепкий аромат бразильских зерен тонизировал не хуже утренней зарядки.

— Каков профиль новых клиентов? — спросил я, отпивая горячий кофе.

— Поразительно разнообразный, — Эллиотт листал документы. — Мелкие торговцы, которые боялись связываться с крупными банками после скандала вокруг Continental Trust. Ремесленники, получившие заказы на восстановительные работы в Бруклине и Квинсе. Несколько фермеров из пригородов Нью-Джерси и Лонг-Айленда, решивших перевести депозиты из Chase Manhattan.

Он показал мне аккуратно переписанный список имен с указанием сумм. Почерк Эллиотта был каллиграфическим, каждая цифра выведена с точностью банковского служащего старой школы.

— Общая сумма новых депозитов составила шестьдесят семь тысяч долларов, — продолжал он. — Это больше, чем мы принимали за целый месяц до вашего прихода, мистер Стерлинг.

Я изучил цифры, отмечая средний размер депозита около трех тысяч долларов. Скромные суммы по меркам Уолл-стрит, но солидные для рабочих семей и мелких предпринимателей.

— А микрокредитование? — спросил я.

— Очередь растянулась на полквартала, — Эллиотт не скрывал удивления. — Люди стоят с пяти утра, несмотря на снег. Семья Розетти из Литл-Итали просит кредит на открытие пекарни. Даже польские портные с Орчард-стрит прослышали о наших условиях.

За окном кабинета открывался вид на главный зал первого этажа. Я видел, как кассиры работали с удвоенной энергией, обслуживая непривычно большой поток клиентов. Атмосфера была деловитой, но дружелюбной, полная противоположность холодной официальности традиционных банков.

— Сколько заявок на микрокредиты поступило с утра? — уточнил я.

— Восемнадцать письменных заявок, еще дюжина людей ждет консультации, — Эллиотт открыл вторую папку. — Суммы от ста пятидесяти до двух тысяч долларов. Средняя заявка восемьсот долларов под восемь процентов годовых.

Я уже спорил с другими банкирами и финансистами, о том, что восемь процентов это слишком низкая ставка для 1930 года, когда большинство банков требовали пятнадцать-двадцать процентов от мелких заемщиков. Но я действовал с прицелом на далекое будущее, работая не на прибыль от процентов, а на создание лояльной клиентской базы и репутации «народного банка».

— Расскажите о конкретных случаях, — попросил я, откидываясь в кожаном кресле.

Эллиотт достал отдельную папку с подробными досье заемщиков:

— Как я уже говорил, семья Розетти: Джузеппе и его сын Марко. Джузеппе тридцать лет работал пекарем у других, теперь хочет открыть собственную пекарню в Литл-Итали. Просят две тысячи пятьсот долларов на аренду помещения, печи и первоначальные запасы муки.

— Обеспечение?

— Старший Розетти владеет домом в Бруклине, оценка четыре тысячи восемьсот долларов. Плюс у них уже есть предварительные договоры с шестью ресторанами на поставку хлеба и пасты.

Я кивнул одобрительно. Итальянские семейные предприятия славились надежностью и упорным трудом.

В дверь постучали. Вошла секретарша с конвертом в руках:

— Сэр, срочная телеграмма от мистера Роквуда. Он просит встречи сегодня в десять утра. Говорит, что речь идет о «значительном размещении средств».

Я взглянул на часы, половина восьмого. Времени на подготовку к встрече с нефтяным магнатом было достаточно.

— Хорошо, я готов с ним встретиться в моем кабинете. Томас, — обратился я к Эллиотту, — готовь депозитные сертификаты на крупную сумму. И распорядись открыть дополнительное окно для микрокредитования. Похоже, этот день принесет нам немало сюрпризов.

Снег за окнами усиливался, но атмосфера в банке становилась все более оживленной. Merchants Farmers Bank превращался из скромного районного учреждения в серьезного игрока нью-йоркского финансового рынка.

В десять утра ровно в мой кабинет вошел Джон Д. Роквуд в сопровождении двух помощников. Нефтяной магнат выглядел как всегда безупречно: высокий, худощавый мужчина лет шестидесяти с аскетичным лицом и пронзительными серыми глазами. Его черный костюм от лучшего портного с Пятой авеню был строг и элегантен, а платиновая цепочка карманных часов была единственным намеком на колоссальное состояние. Несмотря на богатство, Роквуд отличался личной скромностью, что проявлялось даже в его манере держаться.

— Уильям, — сказал он, снимая черное пальто с меховым воротником, — надеюсь, вы готовы к серьезному разговору.

Его первый помощник, Чарльз Уитмен, элегантный мужчина средних лет с тщательно зачесанными седыми волосами, поставил на стол кожаный портфель и достал папку с документами. Второй спутник, молодой человек в очках по имени Джеральд Кларксон, устроился у окна с блокнотом для записей.

— Мистер Роквуд, — ответил я, указывая на кресла перед столом, — всегда готов обсуждать взаимовыгодные проекты. Томас, — обратился я к Эллиотту, — прошу организовать нам кофе и полную конфиденциальность.