Останови моё безумие

– Я такой идиот, да?
– водит горячими губами за ухом, носом отодвигая мешающие его ласке локоны.

– Нет. Ты просто… дурак, - я отвечаю совершенно не с той интонацией, которая смогла бы заставить его рассмеяться или хотя бы обидится, я говорю хрипло, а мои слова выдают моё возбуждение.

– Напитки, сэр, - прерывает нас симпатичная стюардесса. Влад отодвигается и вопросительно изгибает бровь.

– Я ничего не хочу, - отвечаю, оправляя задравшуюся вверх блузку.

– Спасибо, моя жена ничего не желает.
– Я задыхаюсь от его наглости, но больше от собственных эмоций, всколыхнувшихся единственным словом, произнесённым после собственнического, но уже привычного «моя» Влада.

Стюардесса мило улыбнувшись пробирается дальше, а брат возвращается к прерванному занятию. Я продолжаю бороться с окостенением своих конечностей, когда улавливаю дерзкий шёпот у мочки уха.

– Совсем «ничего» не хочешь?
– блудливые пальцы задирают ткань блузки и накрывают живот. Все существующие в природе насекомые заползают под мою кожу вместе с его прикосновениями, и устраивают внутри меня первую, вторую и третью мировые войны.

– Что ты… - на середине вопроса я забываю, что именно хотела сказать. «Боже, я тоже, тоже очень сильно истосковалась по нему», вихрем проносятся похожие одна на другую мысли. И таким нелепым кажется воздержание, требующее от нас всё новых и новых жертв. - Что ты делаешь?
– получается договорить, когда его губы проделав столь долгий и нелёгкий путь замирают в миллиметре от моих, что-то бессвязно бормочущих. Что-то, что никого из нас не интересует.

– Можно тебя поцеловать?
– голос брата греховно-невинный, глаза кристально чистые, умоляющие, и эта смесь никак не вяжется со всем, что он проделывал со мной минуту назад, что я хочу смеяться от счастья, смеяться просто так.

– Можно, - разрешаю, изо всех сил удерживая серьёзное выражение на лице. А мысли путаются в голове, волосы путаются в его руках, языки путаются в нашем бессовестном поцелуе. Мы запутываемся друг в друге.

– Здравствуйте, - говорю я, просто пожимая плечами, вдруг не находясь с достойным приветствием родных после долгого отсутствия в другой стране… Из другой жизни.

Мои руки тянутся обнять сразу обоих родителей, но объятия слишком малы, чтобы уместить всех. Я обнимаю их, а глаза ищут поддержки в глазах Влада, не смотря на то, что прямо передо мной сестра в обнимку с Анатолием, на её глазах слёзы. В глазах мамы, кажется постаревших ещё на очень много, в глазах отца, потускневших, неумолимо опущенных в морщинистых уголках. Вся моя семья плачет от… счастья. И я тоже, я тоже плачу, только не чувствую солёных капель на своих улыбающихся губах, не чувствую холодной прохлады, стекающей по щекам. Я не плачу от…счастья. Я просто…плачу.

– Всё со мной будет теперь в порядке, - твёрдо говорю, смахивая тыльной стороной ладони зимний дождь, падающий не с неба на мои моргающие веки. Я слышу шаги за спиной, знакомые шаги, и они меня успокаивают.

– Конечно, дорогая, конечно, - хором раздаются голоса. Я всех их знаю.

И мы едем домой. Никто не решается начать разговор, даже всегда говорливая Лиза молчит. Они словно … не знают меня.

– Как моя пухленькая племянница?
– спрашиваю, пытаясь развеять холод, по ошибке забравшийся между нами из-за закрытых дверей автомобиля.

– И вовсе она не пухленькая! Тощая, как огурец!
– тут же восклицает сестра, подпрыгивая на месте. Внутри что-то оттаивает, когда Лиза не затихает после двух фраз, а во всех подробностях начинает делиться со мной причудами своей маленькой дочурки. Значит, всё не так уж и переменилось, и я не успела выпасть за колею семейной идиллии. Я улыбаюсь.

– Папочка, а как ты? Справляешься с ролью дедушки?
– Отец быстро расплывается в ласковой улыбке, вспоминая все шалости, которыми его успела одарить маленькая проказница. Но прежде, чем ответить на мой вопрос, его локтя касается мамина рука и он, вздрогнув, прячет преступную улыбку, опускает глаза.

– Вроде и справляюсь, только бабушка с дедушкой всё равно ведь избалует ребёночка-то, - отвечает отец по-простому, но его короткий ответ лишает меня возможности задать такой же вопрос и маме.

– Славная, наверное, Анжела, девочка, - мечтательно выдыхаю, дрожа в улыбке, пусть и чуть менее искренней, чем все предыдущие.

Отец стремительно начинает кивать на мой возглас, но мамина рука снова властвует в районе отцовского локтя и он прекращает изъявлять свои дедовские эмоции.

– Лиз! Она у нас дома, да?
– обращаюсь к сестре, находя в ней союзницу.

– Да. С ней тётя Таня возится, с рук не спускает, - радостно сообщает сестра, поворачиваясь ко мне с переднего сиденья.

– Толь, объезжай, здесь на дороге трубу прорвало, - попутно наставляет сестра мужа.

– А Влад не знает, наверное!
– восклицаю я, мама бросает в мою сторону быстрый взгляд, и я встречаюсь с её напуганными глазами. Я пытаюсь отвести свои, но её глаза не желают отпускать и мы, так и продолжаем смотреть друг на друга под ровный голос сестры, предупреждающий брата о работах на впереди раскинутом шоссе.

– Брат о тебе хорошо заботился?
– я не сразу замечаю, что шевелятся именно мамины губы, и вопрос задаёт мне именно она, поэтому вздрагиваю как от нечаянного сна, пытаясь придумать ответ на не расслышанный вопрос.

– Мира превратилась в настоящую красавицу!
– спасает меня Лизка от конфуза, и я посылаю ей благодарную улыбку.

Мама не улыбается, словно узнала о наших с братом отношениях не полгода назад, а только вчерашним вечером.

– Женихи так и будут ломиться в дом, - продолжает сестра, посмеиваясь надо мной, к тому же подмигивая мне одним глазком, а другим неустанно следя за вождением своего мужа.

– Может мне тоже можно будет познакомить свояченицу кое с кем?
– вклинивается в разговор молчаливый Толя, перенимая привычки жены.

– Не нужен Мире никто, - резко отвечает вместо меня мать и отворачивается к окну. Улыбка на моём лице гаснет, и я отворачиваюсь к противоположному окну.

– Не нужен, - едва ли слышно шепчут мои губы стеклу, но мама мой ответ вряд ли услышит.

– Тётя Таня!
– визжу я, как маленькая, с удовольствием принимая раскрытые объятия домработницы брата.

– Мирочка! Мирочка приехала!
– не отстаёт от меня добрая женщина, осыпая моё лицо поцелуями.

– Как же вы тут? Как же без меня?
– спрашиваю, вдыхая такой привычный и такой родной запах жареных пирожков и домашней выпечки, которым насквозь пропитана одежда тёти Тани.

– Плохо, деточка, плохо. Скучали мы по вам очень. И по Владиславу Сергеевичу тоже, - добавляет, заставляя расцвести мою улыбку ещё шире.

– Вот мы и вернулись! Как вы теперь, тётя Таня?
– поддразниваю женщину, не отпуская тёплой руки женщины, веду её с продуваемого крыльца в натопленный дом.