Отрада

И Зорян Нежданович затряс длиннющей, седой бородой. На них, прислушиваясь к разговору, уже начали поглядывать люди.

Ночью Храбр с Белояром и еще несколькими мужами, с которыми они были дружны, искали Твердяту на всем пути от общины до кузни, который пролегал через лес. Разошлись совсем недавно, когда поняли, что потребно им больше людей. Слишком много было мест, куда мог забрести его младший брат. Слишком мало было тех, кто выкрикивал имя Твердяты в ночной тишине.

Наскоро простившись с Белояром, Храбр отправился в кузню. Он намеревался исполнить то, что должен был сделать еще вечером, но в сумятице совсем запамятовал. Все хотел к поискам поскорее приступить.

В кузне, подле горна и тяжеленного железного молота, стоял небольшой, деревянный идол Сварога, который принадлежал еще отцу Храбра. В жертву Богу Огня и покровителю всех кузнецов надлежало приносить диких животных, собственноручно заваленных на ловите* кабанов. Надлежало окроплять их кровью особый камень на капище.

Но у Храбра ничего из этого не было, и потому он опустился перед идолом на колени, закатал левый рукав рубахи по локоть и щедро полоснул себя ножом по предплечью. Под хлынувшую из раны кровь он поставил деревянную фигуру Сварога и прошептал, зажмурившись.

— Свароже, Отец Небесный, никогда я не смел тебя ни о чем просить... сбереги моего брата. Пусть он будет жив, и я принесу тебе великую жертву!

С глухим стуком капли крови приземлялись на вырезанный из дерева, равнодушный лик божества. Закончив сумбурную, сбивчивую молитву, Храбр кое-как перевязал порез отрезом старой рубахи и поднялся на ноги.

Он должен был спешить к старосте, чтобы попросить того отпустить с сенокоса людей на поиски Твердяты: следовало обойти оба берега реки, прочесать лес вглубь – ночью они не решились. Хоть и рано летом светало, а бродить меж высоких деревьях в густых, предрассветных сумерках толку было мало.

Староста, знамо дело, заупрямился. Храбр иного не ожидал, но мыслил все же, что отпустит Зорян Нежданович нескольких мужей на поиски Твердяты.

Тут он ошибся.

— А коли б твой внук пропал? — спросил он тихо, с глухим, звериным отчаянием, уже ни на что не надеясь.

Староста довольно усмехнулся. Глядеть на поникшего, растерявшего былую спесь кузнеца было ему приятно.

— Мои внуки так не пропали бы, — отозвался он самодовольно. — Ведаешь, почему? Вот, где я их держу, — и он потряс кулаком в воздухе. — Никому такая неподобающая дерзость в голову не придет! А твой Твердята... — он махнул рукой и крякнул. — Все, довольно! Ступай, не отрывай добрых людей от работы!

— Непотребство творишь, Зорян Нежданович. Сызнова, — молвил Храбр, опустив взгляд в землю.

Не потому, что страшился старосте в глаза посмотреть. Не потому, что робел перед ним или знал себя виноватым. Испугался той яростной волны, что зародилась в сердце и захлестнула его с головой, норовя утянуть прочь, в мир черной злобы. Перед взором заплясали багровые пятна, и только тогда Храбр склонил голову. Испужался, что себя не сдержит, что принесет еще большую беду, чем та, что уже постучалась в ворота отцовской избы.

— Поучи меня еще, — староста добродушно, едва ли не ласково усмехнулся.

Нынче вольготно было ему радоваться. Храбр смотрел подавленно, говорил – через силу, каждый раз проглатывая застрявший в горле ком. Голос его звучал тускло, без былой ярости, что загоралась в кузнеце, стоило повстречать старосту.

Да. Вольготно было нынче Зоряну Неждановичу потешаться.

— Не дело это, — коренастый, крепко сложенный Третьяк ступил вперед из толпы мужчин, собравшихся за спиной старосты.

Храбр посмотрел на него с благодарностью: тот был дружен еще с его отцом.

— Как можно – мальчишку в беде бросить? Ты, Зорян Нежданович, совсем сердцем очерствел, никак?

Следом за Третьяком двумя молчаливыми тенями шагали его сыновья. Кожевник Вячко также ступил поближе и подмигнул Храбру за спиной старосты, улыбнувшись щербатым ртом.

— Верно ты говоришь, — сказал тот Третьяку. — Негоже мальчишку бросать, али мы не люди? — и он всплеснул руками.

Староста прикусил язык. Оглаживая косматую бороду, Зорян Нежданович глядел на дюжих мужиков, ставших плечо к плечу возле Храбра. С ним одним он бы еще совладал... Ссорить с частью общины было ему нынче не с руки.

— Делайте, как знаете, — выплюнул он, цокнув языком. — Вот как зимой скотина оголодает, попомните мои слова, да будет поздно уже!

— Ты нас не стращай, — прошепелявил ему вслед Вячко. — От одного раза не убудет!

Когда тот скрылся с глаз, Храбр в пояс поклонился собравшимся вокруг него мужчинам: пока спорили со старостой, подтянулись еще несколько человек, которые помнили добро от его отца.

— Вовек не забуду, — дрогнувшим голосом молвил Храбр, выпрямившись. Его глаза блестели. — У каждого в долгу буду, не смогу...

— Ты словами не бросайся, сынок, — Третьяк, бывший ниже его на целую голову, похлопал его по плечу. — Мы ничего пока еще не сделали.

Мужи закивали в такт его словам, но Храбр едва заметно качнул головой. Как это не сделали, когда пошли против старосты? Но времени спорить у него не было, и потому он кивнул, соглашаясь с Третьяком, и все вместе они ушли с сенокоса, направляясь к опушке леса. Добравшись до нее, они спустились вниз по холму, к реке.

Им предстояло пройти самым страшным и тяжелым путем: вдоль берега. Твердята мог утонуть, и тогда вода должна была непременно вынести его тело на поверхность. Храбру было невыносимо даже помыслить о таком, но он рассудил, что эту часть поисков должен взять на себя.

Белояр, Услада и несколько ее подруг пойдут дальше в лес, в чащу, в которую ночью они не смогли пробраться. А он станет искать брата у реки...

***

Отрада остановилась, смахнула с лица выбившиеся из косы пряди и запрокинула голову, всматриваясь в бескрайнее, лазоревое небо. Высокие кроны деревьев, казалось, подпирали собой бесконечный небосвод. Солнце достигло полудня и припекало даже в тени. Не спасали ни широкие ветви, ни зеленая листва, ни слабый ветерок.

С самого раннего утра они с женщинами прочесывали лес. Не так их было много, подумала она, еще когда собрались все у избы Белояра и Услады. Надеялась отчего-то, что гораздо больше не побоятся старосты да его угроз. Даже подружка ее, Стояна, на пришла. Верно, той воспретила мать.

Конечно, дурные свои мысли она оставила при себе. Только их не хватало Усладе, на которую глядеть было невыносимо. Отрада подошла к ней с добрым словом, хотела утешить, и та едва сдюжила пробормотать что-то в ответ. Вестимо, все ее помыслы занимал младший братишка.

Во главе с Белояром девки да бабы вошли в лес и двинулись сразу в глубь. Сюда Отрада редко захаживала, даже когда искала для Вереи редкие травы али лакомилась спелой земляникой. Деревья казались незнакомыми, тропы – нехожеными, а коряги и палки так и норовили зацепить подол поневы.