Отрада

И вновь это покоробило его сильнее, чем ему бы хотелось.

— Ничего не помнишь, значит? — рассеянно повторил он, думая совсем о другом. — Добро. Знахарка Верея тебя быстро на ноги поставит, — он подхватил Твердяту на руки, и тот зашипел сквозь зубы, когда потревожили опухшую лодыжку.

Для кузнеца, чьи руки привыкли ворочать огромным железным молотом, ноша не была тяжела, но он старался идти тише. Молодшему брату было больно, как бы он ни старался этого не показывать. Упрямец.

— Потерпи, — сказал Храбр, как мог ласково. — К вечеру до общины доберемся.

Он нахмурился, разглядев получше кровь на светлых волосах и ссадину на затылке Твердяты. По всему выходило, врезали не то суком с острой веткой, не то камнем тяжеленным.

Мальчонку сопливого зашибить пытались. Горло сдавило судорогой от злости, и брат, почувствовав, вскинул на него взгляд серых глаз.

— Храбр, — позвал он и облизал искусанные, потрескавшиеся губы. — Ты не... что ты станешь теперь делать? — спросил он, испуганный едва ли не сильнее, чем когда лежал ночью в одиночестве на берегу.

— Тебя знахарке Верее отнесу, — насмешливо отозвался кузнец.

— Я не об том говорю же! — чуть не плача воскликнул Твердята, и Храбр уловил за своей спиной явственный, осуждающий вздох девчонки. — Как быть-то теперь...

— А ну, цыц. Не твоего ума дело. Я уж как-нибудь без тебя рассужу.

Злость, которая сдавила грудь и не позволяла дышать, требовали мести. И расплаты. За страшную участь, которую нелюди уготовали его молодшему брату. Да и всей его семьи, ибо как бы они жили, как бы жил он, коли не уберег Твердяту?.. Сперва отца, потом мальчишку...

Но разум, который еще не застлала пелена мести, требовал обождать. Не рубить с плеча. Не судить на горячую голову. По осени обещался приехать в общину воевода, и, быть может, тогда он сдюжит наказать ворогов его рода сразу за все. И за смерть отца со стрыем, и за слезы Твердяты, и за свой страх, и за иссушенное горем сердце...

Решать было тяжело, почти невыносимо. И не у кого было испросить совета, некому было ему подсказать. Он и так наперед знал, что ответит Белояр, коли Храбр его спросит. Что скажет друживший с его отцом дядька Третьяк...

Но он ныне – глава рода, и держит ответ перед всеми предками, что ходили когда-то по земле. А коли и смыслил Храбр хоть самую малость в том, как устроен мир, то знал он, что неотомщенный человек никогда и нигде не найдет покоя. Обиды, на которые не был дан отпор, ослабляют род, ослабляют мужчину.

И потому его дорога лежала перед ним – ровная и прямая.

Но как же тяжело ему по ней шагать одному.

Из тяжелых, невеселых дум его выдернул пронзительный, громкий вскрик за спиной. Развернувшись, он увидел, как Отрада, опираясь на левую руку, пыталась подняться с земли и сесть на колени. Позади нее валялась тяжелая коряга, о которую она, вестимо споткнулась. По ее щекам текли невольные, злые слезы, и сперва Храбр подивился. Не так уж сильно она зашиблась, чтобы сразу реветь. Но почти мгновенно устыдился, приметив, что Отрада берегла правую руку, прижимая к груди, и почти не шевелила ею, во всем полагаясь на левую.

Опустив не землю Твердяту, он подошел к девчонке, которая сидела на коленях и утирала со щек горячие слезы.

— Что приключилось с рукой? — спросил, опустившись перед ней на одно колено.

— Ничего, — сердито отозвалась та и отвернулась, пряча лицо. И снова всхлипнула.

— У нее плечо болит, — негромко сказал Твердята, который внимательно следил за ними из-за спины старшего брата. — Зашибла, когда по обрыву вниз скатилась.

— Ничего у меня не болит! — насуплено повторила Отрада, которой было не занимать упрямства.

Она принялась неловко вставать, и Храбр поддержал ее под локоть. Но стоило ей выпрямиться, как тотчас одернула к себе руку, словно обожглась.

_________________________________________

Любимые читатели, у меня к вам вопрос: мне два разных человека написали, что обложка мрачная. Вы согласны?

Мне самой она нравится, но я себе тут не особо доверяю). Если напишите, что думаете, буду благодарна и обещаю не обижаться ни в коем случае!!!

29

В общине их уже ждали. На половине обратного пути они встретили дядьку Третьяка с двумя сыновьями, которые тщетно прочесывали лес, и после радостных объятий, трое мужчин заспешили вперед них: позвать знахарку Верею, чтобы та посмотрела Твердяту, да передать добрые вести Усладе, которая места себя не находила от беспокойства.

Отрада, которая молча шагала за Храбром и глядела тому в спину, пожалела, что не может идти быстрее и не поспеет за дядькой Третьяком. Она бы лучше ушла с ним, чем медленно брести вместе с кузнецом, но ничего нельзя было поделать. И потому она продолжала идти позади него, смотря себе под ноги. Добро, рубаху надел, прикрылся малость! Сором какой был, она не знала, куда взгляд отвести!

Обида, словно заноза, засела на сердце, и всколыхнулась с новой силой, стоило Храбру с ней заговорить.

«Отрада Бусовна» — ишь, чего выдумал!

Не переломился бы по-человечески поблагодарить, она брата ему спасла. А он... «Отрада Бусовна, благодарствую». Тьфу! Словно она бабка, встретившая немало весен.

И глаза серые смотрят двумя колючими льдинками прямо в душу.

Так у Отрады сердце зашлось, что едва-едва сдержалась, не высказала кузнецу все, что накипело. С трудом, но совладала с собой, крепко прикусила язык и замолчала. Пусть он.

Встречали их прямо на окраине общины. Недалеко от родительской избы, из которой Отраду выжил вуй Избор. Непросто ей было мимо пройти, головы не повернув. Но глядеть было еще больнее, и потому она заставила себя смотреть прямо перед собой и не провожать тоскливым взглядом место, которое величала она домом еще несколько седмиц назад.

Собравшиеся люди радостно загудели, когда они втроем показались на опушке леса и забралась на вершину холма. С громким плачем Услада кинулась к братьям, и на миг Отрада даже позабыла, что именно она оговорила ее перед Храбром. Выдумала невесть что... Женщина пыталась одновременно поцеловать и кузнеца, и мальчишку у него на руках, что-то говорила, то смеясь, то вновь плача, и утирала покрасневшие глаза длинным концом убруса.

Верее хватило и беглого взгляда на бледного Твердяту, чтобы поджать губы и непреклонно сказать Храбру.

— Неси-ка его в мою избу, сынок.

Кузнец кивнул и что-то шепнул сестре, и та переменилась в лице мгновенно. Поджала губы, посуровела взглядом. Кажется, она что-то сказала в ответ, но Храбр настоял на своем, и Услада, тяжко вздохнув напоследок, повернулась и пошла к Отраде, стоявшей неподалеку ото всех.

— Брат сказал, что это ты Твердяту отыскала, — сказала Услада, даже не взглянув ей в лицо.