Отрада

Он запутался ладонью в волосах на затылке и поворошил их, размышляя. Сватать Отраду к старосте он не пойдет, даже коли будет помирать. Он ему и слова лишнего старался не говорить. Однажды он его убьет, это Храбр ведал наверняка. А до той поры всячески его избегал, чтобы раньше срока не сорваться.

Дядька Избор, вестимо, откажет.

Как же ему быть?..

Можно и без сватовства девку увести. Сделать своей женой, надеть на голову богатый убрус. А после выплат за нее Храбр Избору вено. Коли случится промеж ним и Отрадой все, что случается промеж мужем и женой, уже ничего не сможет дядька поделать, как бы не ярился. Ну, а что осерчает... Не велика печаль! Это от матушки, вырастившей, выкормившей, стыдно и страшно уходить самоходкой*, но не от ненавистного дядьки.

Но самоходка... Станут в общине на них коситься. Что на него глядят, он давно привык. Он твердокожий, его не задевает.

Говорят старики, что и к чистому не прилипнет, но Храбр слишком хорошо знал цену всем сплетням и толкам. Прилипнет. К чистому прилипнет, и Отраде придется тяжело. Ей и нынче достается, а будет лишь хуже.

Вправе ли он на такое ее обречь? А коли... коли дети пойдут?.. Из-за отца Отраду до сих пор недобрым словом поминают.

Храбр задумался столь глубоко, что не замечал обеспокоенных взглядов, которыми одаривала его Верея. Кашлянув, она смогла отвлечь его от смурных мыслей.

— Мне надобно обо всем поразмыслить, госпожа, — медленно сказал кузнец, посмотрев на знахарку. Он все еще хмурился, но не выглядел ни взбешенным, ни разгневанным, и Верея порешила, что может оставить его одного.

— Я вечером приду. Один, без сватов, — горькая усмешка искривила жесткие губы. — С ней потолковать... — он не договорил и развел руками, не в силах объясниться.

Но Верея, конечно же, уразумела.

— Приходи, сынок, — сказала тихо, опустив взгляд. Знала себя пред ним виноватой. Пред ним да пред Отрадой. — Сам все тогда скажешь. Я и словом не обмолвлюсь.

— Благодарю, госпожа, — Храбр чуть склонил голову и, дождавшись ухода знахарки, вернулся в кузню.

Следовало приниматься за дело. Коли руки заняты работой, думается отчего-то легче. А нынче он до вечера должен рассудить, как ему поступить.

* самоходка или самокрутка: поскольку в 99% случаев браки заключались родителями жениха и невесты, а с мнением последних никто не считался, то аномальные формы поведения молодых получили свои собственные названия. Так самовольный уход девушки к жениху назывался самоходка, самокрутка, самохотка (еще говорили: краденая или воровская свадьба, выкрадом, уводом, убёгом, самоходом, уход).

Традиционный свадебный обряд отсутствовал, если невеста венчалась без согласия родителей, тайно от них, иногда (особенно у южных славян) дома, а не в церкви. Невеста, самовольно выходящая замуж, называется самоходка или самохотка.

35

Отрада несла от колодца ведра на коромысле, и ее путь лежал через общину. Она вздрогнула и замерла на месте, когда услышала громкие крики мальчишек.

— Сирота, сирота, сирота!

Кровь бросилась ей в лицо, потому как помыслила сперва, что обзывали ее. Медленно она сняла с плеч тяжелое коромысло и повернулась, чтобы увидеть, как несколько мальчишек, повиснув на плетеном заборе, кричали что-то вслед сестренке Храбра Милонеге. Девочка металась, словно зверь на привязи, не ведая, куда скрыться от их злых, обидных насмешек. Особо голосил Годун – старший сын Первана и Русаны, внук старосты Зоряна.

Ну, еще бы. Отрада прищурилась. Кому, как не ему, задирать малую девчонку. Целой толпой набросились на пигалицу в длинной рубашонке, еще в поневу не вскочившую. Шею обожгли сальные, слюнявые следы от губ Первана, и липкие воспоминания накрыли Отраду с головой.

Каков отец, таков и сын! Батька его тоже мог лишь девку бессловесную в углу избы зажимать да жену поколачивать.

— А ну кыш! — сжав кулаки, Отрада поспешила к Милонеге.

Она хлестко поглядела на мальчишек, вразнобой сидевших на заборе, и погрозила им пальцем.

— Совсем стыд уже потеряли! — напустилась она на них, узнав в некоторых сыновей уважаемых родов, про которых с первого взгляда дурное и не подумаешь. — А ну родителям расскажу, что вы тут устроили, на лавку сесть не сможете!

Милонега нырнула ей за спину, схоронившись там. На мальчишек ее слова подействовали по-разному. У кого-то хватило совести уткнуть в землю взгляд, кто-то беспечно пожал плечами: мол, а что такого; но лишь Годун не устыдился ничуть. Напрочь, с еще большей дерзостью поглядел на Отраду и оскалился.

— Хоть деду сказывай, — гадко хмыкнул он. — Мне-то что.

— И как стыд глаза не жжет, — она покачала головой, смотря на мальчишку, у которого наглости было не занимать. — Всей толпой на одну девчушку. Совестно должно быть!

Пылая гневом, она по очереди посмотрела на каждого и обернулась к Милонеге, топтавшейся у нее за спиной. Крепко взяла девчушку за руку и зашагала к оставленному коромыслу.

Годун что-то крикнул ей вслед – один-единственный из всей толпы, но Отрада не повела и бровью. Вот еще! Много чести щенку.

Милонега семенила следом за ней, и не сразу Отрада приметила у нее на щеке красное пятно с царапиной посередине.

— Это откуда?

— В лесу ветка хлестнула, — девочка потерла глаза. — Меня Устя послала за лесной ягодой, а они мое лукошко отобрали, — пригорюнившись, она вздохнула. — Целое лукошко я собрала, доверху полное!

Отрада погладила ее по мягким, светлым волосам на затылке.

— И часто они так? — спросила вскользь.

— Часто, — Милонега ковырнула носком пыль. — Еще и одна я, без брата...

— А другой твой брат ведает?

Она молча помотала головой.

— Твердята говорит, что у Храбра своих забот полон рот. Незачем лишний раз тревожить его нашими глупостями. А против мальчишек он и сам сдюжит... но у него нога больная, вот я и одна. Обычно он за меня вступался!

— Обычно?..

Милонега замялась, отвела взгляд и сосредоточенно уставилась на свои руки. Кончики ее ушей алели, а из носа вырывалось сердитое, насупленное сопение. Ой, прав был брат, прав, называя ее болтушкой, не умевшей держать язык за зубами!

— Как батюшка отправился к праотцам, — со вздохом призналась она.

Отрада не знала, что сказать. Отругать за молчание? Так не вправе она лезть в чужую семью. Пожурить, что обманывали старшего брата? А чем она лучше? Сама и на уговоры Вереи поддалась, и с Твердятой условилась, что не узнает Храбр, кто мальчишку чуть не погубил... Молча мимо пройти? А Милонега, совсем дитя, она в чем виновата? Терпит тычки и насмешки, и многое, верно, о чем не сказала...

Так ничего и не решив, она покосилась на коромысло и еще раз погладила девочку по затылку.