Первый инженер императора IV

Напор на мгновение захлебнулся. Задние ряды, наткнувшись на стену из корчащихся в агонии тел, замешкались, сбились в кучу. И в этот самый момент…

— Огонь! — раздался с вершины ущелья усиленный рупором голос барона.

И с неба полился огненный дождь.

Десятки «огненных горшков», зажженных одновременно, полетели вниз, оставляя за собой дымные следы. Они врезались в плотную массу дикарей, разбиваясь, разбрызгивая во все стороны свою липкую, горящую смесь.

Ущелье превратилось в ад. Пламя с ревом взметнулось вверх, пожирая людей, их одежду, их волосы. Воздух наполнился запахом горелого мяса и истошными воплями. Люди, объятые огнем, метались, как живые факелы, поджигая своих же соплеменников, превращая толпу в один огромный, ревущий костер.

— Вот так-то лучше, — с мрачным удовлетворением проговорил Руслан, глядя на это огненное безумие.

Но даже это не остановило орду. Те, кто был позади, те, кого не задел огонь, перешагнув через горящие трупы, снова ринулись вперед. Ярость в их глазах смешалась с безумием. Они уже не просто хотели убивать. Они хотели мстить.

— Отходим! — скомандовал Олег. — Наша задача выполнена!

Он был прав. Они задержали авангард, заставили их сбиться в кучу, создав идеальную мишень для огненного дождя. Теперь им нужно было убираться отсюда, пока дикари, прорвавшиеся через огонь, не добрались до их позиции.

Они бросили свои баллисты. Перезаряжать их уже не было времени, да и смысла. Схватив арбалеты, они бросились бежать ко второй линии обороны.

За спиной раздавался рев и визг. Несколько дикарей, вырвавшихся из огненного пекла, заметили их и кинулись в погоню. Руслан, обернувшись на бегу, вскинул свой ККМ-2. Короткая, хлесткая очередь. Двое нападавших рухнули, пронзенные болтами.

Они бежали, перепрыгивая через камни. Легкие горели, в ушах стучало. Но они знали — нужно добраться до своих, переступая через все последующие рады ловушек, чтобы не дай бог не попасть в такую же мясорубку.

[Александр Кулибин]

— Огонь! — крикнул я в рупор, видя, как внизу, в ущелье, сработала одна из первых ловушек, и как в рядах наступающих возникло замешательство.

Полетели первые порции «огненных горшков». С десятков огневых точек на плато, где я расставил своих людей — вниз, в плотную массу дикарей, устремились горящие снаряды. Они летели, как рой рассерженных шершней, чтобы с глухим стуком разбиться и ужалить напалмовым ядом.

От увиденного приступ тошноты мгновенно подскочил к горлу. Я крепко сжал перила дозорной вышки, стараясь удержать равновесие. В нос ударил тошнотворный запах горящей плоти, смешанный с едким дымом и криками.

Я вспомнил, как не так давно Иван спросил меня, убивал ли я людей. Тогда я ответил «нет». И это было правдой. Убийство Цепеша… оно было другим. Оно произошло в каком-то неистовом, огненном порыве, в состоянии, близком к безумию, когда я не до конца осознавал, что делаю. Я ничего не почувствовал тогда, кроме всепоглощающей ярости.

А здесь… здесь было иначе. Я видел все. Я отдавал приказы. И я понимал головой, что это враг. Что они пришли сюда, чтобы убивать, грабить, разрушать. Что они не пощадят никого — ни женщин, ни детей. И что если мы не остановим их здесь и сейчас, то они принесут смерть и разрушение в наши дома, в Хмарское, в Новгород, в Руссу.

Либо они, либо мы.

Эта мысль, простая, жестокая, но единственно верная в данной ситуации, помогла мне подавить тошноту, прогнать сомнения. Я заставил себя смотреть. Смотреть и анализировать. Потому что сейчас от моего хладнокровия, от моих решений зависели жизни сотен людей.

Огненный вал, который мы обрушили на авангард орды, сделал свое дело. Первые ряды дикарей были сметены, превратившись в один огромный, ревущий костер. Но орда не остановилась.

Задние ряды, перешагивая через горящие трупы своих соплеменников, с еще большей яростью ринулись вперед. Их лица, искаженные безумием, были освещены отблесками пламени, и в этом свете они казались демонами, вырвавшимися из преисподней.

Они преодолели огненный барьер. Они достигли первой линии наших баррикад. Тех самых, что мы возводили в последние дни, тех, что должны были стать первой, неприступной преградой.

Но мы были готовы к этому. Едва дикари сгрудились у завалов из камней и бревен, как с уступов снова полетели «огненные горшки», на этот раз прицельно, в самые плотные скопления. Одновременно с этим мы подожгли и сами баррикады, вернее, те их части, где были заложены просмоленные дрова и солома. И подожгли баллисты, которые остались внизу, — я не мог позволить, чтобы такое мощное оружие досталось врагу.

Ущелье превратилось в огненный котел. Дым ел глаза, крики смешивались с треском горящего дерева. Но дикари, словно не чувствуя боли, продолжали лезть вперед. Они карабкались по горящим бревнам, отталкивали в сторону тела своих павших товарищей, прорывались сквозь пламя.

И вот они достигли того самого, самого узкого места. Той «воронки», которую мы специально создали, той смертельной зоны, где их ждал мой главный «сюрприз».

Паутина почти невидимых в дыму и сумерках ущелья проволочных растяжек.

Первые ряды дикарей, ослепленные яростью, не заметили их. Они споткнулись, упали, и в тот же миг земля под ними взорвалась. Сработали «Ежи». Не один. Десятки. Множество.

С глухим, пружинящим хлопком из замаскированных ящиков во все стороны вырвались сотни, тысячи тонких, остро заточенных стальных игл. Они летели с огромной скоростью, срезая все на своем пути. Это был не смертельный, но чудовищно эффективный удар. Вопль боли, который раздался в ущелье, был в разы страшнее, смешиваясь с визгами горящих заживо.

Клянусь, я был уверен, что эта симфония смерти и ужаса долетала не то, что до Руссы, а до Хмарского и у каждого жителя в нашем регионе сегодня не будет сна ни в глазу. А у кого-то, сто процентов, добавится седых волос.

Дикари падали, их ноги, животы, грудь были утыканы стальными иглами. Они не могли двигаться, они лишь корчились на земле, создавая непреодолимую преграду для тех, кто шел следом. Возник затор, паника.

И в этот самый момент я отдал следующий приказ.

— Катапульты! Залпом!

На склонах ущелья, там, где мы установили наши легкие, мобильные метательные машины, заскрипели вороты. Две машины, сработав почти одновременно, обрушили на сгрудившихся в узком проходе дикарей новую порцию смерти. На этот раз — «огненные горшки» побольше, способные накрыть своим содержимым сразу несколько квадратных метров.

Пламя снова взметнулось вверх, превращая узкий проход в огненную печь. Дикари, зажатые между горящими баррикадами, телами своих павших товарищей и стеной огня, метались, кричали, сгорали заживо.