Последний Герой. Том 2

У Валькова брови поползли вверх.

— Грач, что ли? Медвежатник, который ещё с лохматых времён? Так он живой?

— Он самый, — подтвердил Савченко. — И вот, что интересно. Коган и правда не сдох. Отбыл свое, вышел и… просто исчез.

— Как исчез?

— В базе — ничего. Ни адреса, ни прописки, ни ограничений. Ноль. Чистый лист. Как будто испарился. Даже штрафов за превышение скорости нет. А тачка есть. Значит, кто-то её водит. А значит, он где-то рядом.

Вальков медленно покачал головой, потер виски.

— Сука, бля! Ничего непонятно… Думаешь, он с Яровым заодно?

— Не знаю. Проверим.

— Вот и проверь, Артур, проверь, — Валет снова стал раздражаться.

— Его не так-то просто найти оказалось. Зацепиться не за что.

— Твою мать… — процедил сквозь зубы Вальков, резко вставая с дивана. — Как его машина оказалась на том месте, где появился Яровой? Что они там вынюхивали? Грач, сука, всегда сам себе на уме был… Слушай! Я вспомнил! Он же, вроде, даже Лютому постукивал. Да? Ссучился…

— Не знаю насчет «постукивал», столько лет прошло… но помнится, что отношения у них с Малютиным были, не как у мента с вором… — покачал головой Савченко.

— Найди его мне, Артурчик, — тихо проговорил Вальков. — Найди. Немедленно.

— Уже бы нашёл, — хмыкнул Савченко, — да адреса у него нет. Говорю же… ни прописки, ни места работы…

— Думаешь, старыми делами промышляет?

— Не исключено. Тачка у него недешевая. Честным трудом на такую хрен заработаешь даже сейчас.

И снова повисла пауза, Вальков встал и прошелся по кабинету. Размышлял. Ходил. Будто вытаптывал злость, то сжимая, то разжимая пальцы. Затем остановился, посмотрел на часы. Тихо выдохнул:

— Пора…

— Но ты всё-таки мне скажи, Герман… — проговорил Савченко с мягкой настойчивостью. — Куда ты собрался? Ты сам видишь, что началось. Какой замес пошёл.

Вальков тяжело выдохнул. Плечи опустились.

— Мне нужно совершить одно действие, — медленно произнёс он, поджав губы. — Как бы тебе это объяснить… Один обряд.

— Обряд?.. — медленно переспросил Савченко, глядя на него, как на ширнутого. — Герман, ты сейчас серьёзно? Какой ещё обряд?

— Не лезь! — резко оборвал его Валет, разворачиваясь. — Это серьёзное дело. И да, я, бл*дь, не спятил! И я отдаю себе отчет в действиях, и я, сука, должен быть там один! Один!.. Понял?! Всё… отвали от меня…

— Куда тебя понесло, ты… — даже Савченко опешил. — Ты что творишь, Герман? Послушай, я твой начальник службы безопасности. Мне ты можешь рассказать всё.

— Я должен быть там один, — бубнил Вальков. — Это поможет нам решить всё. Абсолютно всё.

Савченко не ответил сразу. Лицо его оставалось спокойным, но глаза выдавали эмоции — будто источали беззвучные молнии.

— Ты совершаешь ох*енную ошибку, Герман, — наконец, негромко проговорил он.

* * *

Чёрный внедорожник, переваливаясь по ухабам заросшей лесной дороги, замедлил ход и остановился у старой, подгнившей пристани на реке. Место было будто вынуто из чужого нехорошего сна: плесень на бревенчатых сваях, треснувшие доски, ржавые остатки цепей и лодочный крюк, упрямо торчащий из земли. Водяная гладь внизу — тёмная, неподвижная, будто в ней застыла сама ночь.

— Вот это место… — выдохнул Вальков, остановившись на машине почти у самой воды.

Он не спешил открывать дверь. Он сидел, обхватив руль, и словно ждал, что кто-то из охраны, как всегда, выйдет, подойдёт, распахнёт перед ним дверцу, скажет: «Прошу, Герман Сильвестрович».

Но сегодня — никого.

Сегодня он был один. Совсем один.

Гадалка сказала ясно: «Обряд пройдёт, только если ты будешь один. Иначе — всё насмарку. Не уйдёт от тебя ни страх, ни тень». Он ей поверил. Не сразу, но поверил. Потому что с каждым днём ощущение было всё плотнее.

Кто-то шёл за ним. Кто-то старый. Безликий. Тёмный. Просто шёл, дышал в затылок. И было ясно, это не человек из настоящего. Это из той жизни. Из девяностых. Из гнили и крови, из дел, что казались давно погребенными. Из былого, отжившего, похороненного.

Нет, он не жалел ни о чём. Ни об одной выпущенной пуле, ни об одном ударе. Он был слишком циничен и расчетлив, чтобы убитые им люди приходили к нему по ночам. Но сейчас что-то было. Как будто невидимая петля всё сильнее затягивалась на шее.

Вальков, наконец, насмелился и вышел из машины. Огляделся, поежился. Хилый полумесяц тревожно спрятался в черноте неба.

Но Валет был не один. Из темноты прибрежных зарослей за ним наблюдал человек с пистолетом в руке.

Глава 10

Валет теперь оказался спиной к притаившемуся. Он вообще старался не оборачиваться на черноту леса, всё одно не видно не зги, поэтому оглядываться — только жутко.

Подул ветер, и робкий полумесяц, наконец, выбился сквозь рваные клочья туч, чуть осветил глинистый берег. В камышах коротко щелкнуло, словно чиркнули спичкой. Валет вздрогнул. Показалось…

Он обошёл машину, нагнулся, стал собирать хворост. Сухие ветки с хрустом ломались в пальцах, щелкали, как старые суставы. Понадобилось попотеть и понаклоняться, чтобы сложить на берегу охапку. Нужен костёр, чтобы сжечь проклятую вещицу. И пусть дым поднимется высоко. Пусть унесёт с собой всё, что копилось годами.

Вскоре пламя несмело затрепетало. Огонек от зажигалки «Зиппо» перекинулся на сухую траву, что надрал и скомкал Валет для розжига. И костер занялся.

Вальков опустился на корточки и достал из внутреннего кармана так и не застегнувшейся куртки небольшой свёрток. Маленькая вещица обернута необычным носовым платком, который дала ему гадалка. Он был из странной ткани, такую сейчас явно не делают. Где она его взяла? Плотный, с тусклым орнаментом: выцветшие символы, будто выжжены — круг, вписанный в ромб, зигзаги, тянущиеся к центру, и нечто похожее на фигуру с пустыми глазами. Наверное, это её наследство. Как иначе появляются такие вещи, которые и не совсем уже вещи, у ясновидящих гадалок?

Движения Валета стали осторожными, почти церемониальными.

Гадалка говорила: «Ты должен сжечь то, что связывает тебя с прошлым. Не просто безделушку, а то, что несёт силу. И боль. Вещь, через которую за тобой идут, предмет из прошлой жизни».

Тогда на сеансе он задумался и спросил, что же это может быть. А гадалка лишь повела плечом и сказала: «Тебе виднее… это может быть, что угодно. Ремень, старое фото — то, что сохранилось из прошлого. То, что может тебя связывать с тем временем — с девяностыми».

И его осенило… Да… Несомненно, это тот самый трофей, который он забрал у Лютого. Он хранил его, как символ своей победы. Бред? Наверное, но Валет так не считал… это было, как забрать клык у лютого хищника, застреленного в кровавой схватке.

— Платок этот заговорён, — сказала гадалка. — Капнешь свою кровь — замкнёшь круг. Завернёшь в него то, что тебя держит. Сожжёшь и закопаешь пепел. Только тогда тень уйдет. Только тогда отпустит.

Он вытащил складной нож, щелкнул. Провёл по пальцу лезвием. Капля крови выступила быстро, словно не хотела оставаться в теле. В темноте она казалась черной. Упала на платок и вдруг исчезла в нём без следа. Будто растаяла. Валет проморгался — не может быть. Посмотрел на сверток, поднес его к костру, на свет.