Последний Герой. Том 2

И всё это с ней оборвалось так же молниеносно, как и началось. Потому что меня убили.

А она осталась. И стала вот кем. Начальником госпиталя с отдельным кабинетом. Но, надеюсь, не забыла того безбашенного опера из прошлого…

Я вдохнул, постучал. Коротко и решительно.

— Разрешите?

Приоткрыл дверь. И шагнул внутрь.

— Вы по поводу обслуживания кондиционеров? — спросила Вера Олеговна, оторвав глаза от бумаг.

Сидела за широким столом. Я сразу узнал ее. Несмотря на годы — та же осанка, те же глаза. Лишь появились морщинки и тщательно спрятанная под каштановое окрашивание седина волос.

В груди ёкнуло, я не удержался и улыбнулся.

— Нет, я по личным вопросам.

— Я не принимаю сегодня по личным, извините, — сухо проговорила она и стала рассказывать про график приема то же, что мне уже говорили на входе, но я ее прервал.

Вытащил из пакета букет сирени.

— Это вам, — протянул с обезоруживающей улыбкой.

Она опешила, по взгляду я понял, что-то всколыхнулось в ее памяти. Но смотрела всё-таки немного напряженно, будто увидела призрак из прошлого.

Я прошел и положил букет на стол. Она взяла, поднесла к лицу, втянула запах и пробормотала:

— Давно мне не… Это были мои любимые. Раньше… А сейчас такие не дарят, жаль… Спасибо.

Я дарил ей сирень. Она была молоденькой, стеснительной и вот так же краснела каждый раз, когда я вручал незатейливый букетик. И даже не предполагал, что это ее любимые цветы. Да и я не то чтобы поклонник сирени, просто на большее денег особо не было. А задержки зарплаты тогда были нормой, и объяснять никому не надо было.

Вера уже не смотрела на меня со строгостью завуча. Смягчилась и наплевала на свой график приемов по личным вопросам.

— Проходите, садитесь, — проговорила она, поборов всколыхнувшие эмоции и снова попыталась вернуть голосу деловую сухость. — Что у вас?

— Спасибо, — сказал я, опускаясь на стул напротив. — Я сотрудник ОМВД по Заводскому району. Максим Сергеевич, — сделал акцент на имя-отчество.

Вера чуть дрогнула взглядом — сработало. Помнит. Пусть и не узнает никогда внешне, но что-то в интонации, видимо, зацепило.

— Слушаю вас, — уже мягче произнесла она, складывая руки на столе, пальцы ее сцепились в замок, напряглась. — Если вы по поводу путёвок на санаторно-курортное лечение, то вам нужно обращаться в административный блок, седьмой кабинет. Там формируют группу, составляют список, и справка от терапевта нужна…

Протараторила она чуть сбивчиво, будто надеялась вот так просто отвязаться от прошлого.

— Нет, — снова перебил я, — не за путёвкой. Я по поводу вашей пациентки — Оксаны Геннадьевны Коробовой пришел.

Прокофьева чуть нахмурилась.

— Она проходит у нас курс реабилитации?

— Да.

— А вы ей, простите, кто? Родственник?

— Коллега. Но мне бы хотелось, чтобы она как можно скорее вернулась к исполнению служебных обязанностей.

Вера Олеговна приподняла брови. Удивление было неподдельным.

— Вот как? Не похоже, что вы её начальник, — заметила она.

Я позволил себе короткую улыбку:

— Всё наоборот. Я как раз хочу, так сказать, опереться на её опыт и авторитет в отделе. Хочу перевестись под ее начало. А чтобы это было возможно — нужно, чтобы Оксана Геннадьевна вышла на работу как можно скорее. Вы же сами понимаете: уголовный розыск — одно из важнейших направлений работы.

Она не ответила сразу. Стала медленно листать какие-то бумаги на столе, будто оттягивая момент. Глаза её на миг снова остановились на моём лице. И мне показалось — вот сейчас будто вспомнит. Но нет. Только деловая сосредоточенность. Хотя под ней, я чувствовал, бродит тревожное ощущение дежавю.

— Ну что вы, молодой человек, я такие вопросы не решаю… Это в ведении военно-врачебной комиссии.

— Да, конечно… Но вы же председатель этой ВВК, — напомнил я.

Она задумалась. Не говорила сразу строгое «нет».

— Коробова, Коробова, — бормотала она.

Порылась в папках, взяла одну из них.

— Есть такая, да… Майор полиции, — повторила Вера Олеговна, глядя в бумаги, будто в первый раз увидела документы на Кобру. Открыла картонку, стала листать.

— И как у нее здоровье? — поинтересовался я.

— Имеются определённые риски, — медленно проговорила она, вчитываясь в строки. — В анамнезе зафиксированы признаки посттравматического стрессового расстройства, адаптационные нарушения, а также эпизодические проявления параноидальной настороженности…

— Но всё это ведь в рамках нормы? — уточнил я. — Все мы люди-человеки.

А про себя подумал, на бумаге всё можно прописать, а по факту — здорова. Адекватна. Настоящая кобра…

Прокофьева скептически нахмурилась, хотела было закрыть папку и уже что-то сказать против, дать от ворот поворот, когда в тишине кабинета раздался рингтон из моего телефона, выставленный на звук будильника.

Тихие переливы гитары — те самые, из начала «Лирики». Мелодичный перебор, как из другой эпохи. Песня пошла фоном, будто из глубин памяти. Тот самый медляк. Давно не модный, но — наш, под который мы когда-то зависли на танцполе в прокуренном зале караоке где-то на окраине.

Тогда, в девяностых, я напряг диджея прокрутить песню трижды подряд. Без подпевок, без пьяных голосов, без лишних шумов — просто музыка. Она любила эту песню, и я это запомнил. И все три раза мы кружились медленно, плотно прижавшись друг к другу, слишком крепко для первого свидания.

Но в тот вечер было плевать, на каком мы там свидании. Было чувство, будто за нами ничего нет. Только мы и та песня.

Вера тогда смеялась, немного пряталась лицом в плечо, краснела, запивала стеснение бокалом дешёвого вина, которое ей казалось тогда «шикарным», а сама не уходила, продолжала танцевать. Глаза у неё были закрыты. Руки доверчиво сцеплены у меня на шее. Мы стояли, как будто нас обернули в музыку и вырезали из всего мира. И этого было достаточно.

Теперь эта же мелодия звучала снова. Только кабинет, казенные стены, металлическая картотека в углу да прямой взгляд женщины в белом халате напротив. Всё по-другому, и всё — как тогда.

Воспоминание ее накрыло неожиданно. Словно кто-то взял и сорвал занавес, кто-то на арене прошёл по канату, который я натянул между прошлым и настоящим. Я не торопился. Молча, медленно стал шарить по карманам, будто в поисках телефона, но на самом деле не торопился его найти, и пошел уже куплет:

'Сигарета мелькает во тьме,