Последний Герой. Том 2

— Лады… — Коля закивал, видно было — сам не свой.

Допуск к базам — дело серьёзное. Я уже взялся за ручку двери, когда он задал вопрос:

— Макс, а что ты вообще у Егорова искал-то?

— Знал бы… — я многозначительно хмыкнул. — Быстрее бы нашёл.

И, не оборачиваясь, вышел из кабинета.

— Пока… — донеслось мне в спину, слабо, почти вполголоса.

* * *

Я спустился в дежурку. Там, как водится, нес службу бессменный Ляцкий — Фомич. Казалось, он вообще не уходит с поста, так и живёт здесь, питается сводками, ориентировками и телефонными звонками, будто какой-то дракон в будке-пещере. Лето, время отпусков, народ разбегается, а этот всё здесь. Неубиваемый.

— Привет, Максим! — поднял глаза от бумаг дежурный. — Слыхал, ты на больничном? Молодой ещё, а уже болезный! Вот пошла молодежь… Я вон, тридцать лет тут, и ни одного бюллетеня!

— Не бреши… Привет, Фомич… — хмыкнул я. — А кто сказал, что я не работаю?

— Да замполит ворчал, — махнул рукой Ляцкий, явно раздражённый. — Зуев наш. Вчера был ответственным от руководства, ну и мозги мне выжрал дочиста. Всё приставал: «А расскажите, товарищ дежурный, статью применения табельного оружия, вплоть до запятых!» А мне-то что до этих запятых? Я тут за стеклом сижу тридцать лет, пистолет — как элемент формы. Раз в две недели в тир на стрельбы, да после — почистить.

Он с досадой ткнул пальцем в журнал на столе:

— Вот! Поставил мне замечание. Написал: «Не владеет нормативной базой, не знает ведомственные приказы, регламентирующие служебную деятельность». Как будто я тут в бирюльки играю. Чтоб ему звездочкой подавиться.

Вот накипело у человека.

— Не бери в голову, Фомич, — усмехнулся я. — Сам знаешь, он у нас по части уставов и строевых, ему бы всех в колонну по два — и шагом марш.

— Во-во! — подхватил Ляцкий. — Вот посидел бы здесь, реальной работой занялся, на звонки бы поотвечал.

— Жизнь — боль… — усмехнулся я, опираясь на край стола. — Слушай, Фомич… А ключики от кабинетов УГРО у тебя где хранятся?

— А где ж им ещё быть? — кивнул Ляцкий на угрюмый металлический шкаф в углу. — Вон в том гробу. Ты ж знаешь.

Шкаф действительно был не ахти какой — жестянка, не сейф, так, видимость. Такой же хлипкий, как прежняя жизнь Максима — формально, вроде, есть, а толку мало.

— Запираешь, надеюсь? — прищурился я, глядя пристально.

— Ох, Макс, — замахал руками Ляцкий, — ты что, тоже тут с проверкой пришёл? У меня и без того башка гудит — то один с вопросами припрётся, то второй из главка умничать лезет. Теперь ещё ты… На меня жалобу собрался катать?

Он фыркнул, развёл руками и вдруг посерьёзнел:

— Да оставьте вы меня все в покое… Мне бы дачку обновить да мотор лодочный взять — пятнашку хочу, японческую, а не эти ваши китайские «ханкаи». И всё, с богом на пенсию уйду. По-человечески.

— Эк тебя понесло, Фомич, — усмехнулся я. — Работай хоть сто лет, я-то только за. Из старой гвардии тут вас немного осталось. Только ты да Морда.

— Из какой-такой гвардии? — подозрительно прищурился он.

— Ну, из наставников, — развёл я руками. — Тех, кто школу ментовскую ещё советскую проходил. У наставников эпохи СССР.

— А-а… Ну это да, — кивнул Ляцкий, почесав щёку и вспоминая былое. — Я тогда сразу в дежурку попал, повезло. Хотя Малютин в розыск звал, был у нас такой старший опер. Убили тогда мужика… Говорил мне: «Ты, Фомич, талант сыскаря на жопе просиживаешь». А я всё одно в угро не пошёл. Но не жалею. Сижу вот до сих пор. А Лютый сам видишь, нет его… Эх, вот это был мужик… Сейчас таких уже не делают.

Повисла пауза. Каждый думал о своём. Тишину разорвал звонок.

— Дежурная часть, Ляцкий! — привычно пробурчал Фомич, взял трубку. — Что?.. Сноха отключила холодную воду и забрала с собой краник?.. Да, конечно… Сейчас сориентирую все наряды… Я говорю: найдём ваш краник, ожидайте!

Дзинь! — он с раздражением шлёпнул трубку обратно на аппарат, крякнул.

— И вот такая дребедень целый день… То олень позвонит, то тюлень! — ворчал он. — А вчера одна просила у мужа кровь отобрать — образец на ДНК! Представляешь? Мол, не даётся, гад… Ха-ха! Что за народ пошёл, дурной, как мухомор на болоте — яркий, броский, да весь ядовитый.

— Слушай, Фомич, — сказал я, стараясь быть как можно дружелюбнее, — давай камеры глянем, а? — кивнул на металлический шкафчик с ключами. — Был ли кто в кабинетах угро… интересно просто.

Тот запыхтел ещё громче.

— А тебе-то зачем, Максимка? Ты ж у нас штабист… И вообще, на больничном вроде. Лечиться надо, чай с мёдом пить.

— Не хочу геморрой насиживать, — отмахнулся я. — Сам знаешь, мента ноги кормят.

Я специально ввернул одну из тех фраз, что говорил в прошлой жизни. Ляцкий слышал её не раз — ещё когда усы черные носил, а живот был меньше.

Майор замер, как будто в голосе улавливал что-то знакомое, прищурился, будто вспоминал, потом медленно кивнул:

— Э-э… Ты сейчас напомнил мне одного…

— Ну так что? Видос глянем? — переспросил я.

— А глянуть-то и нечего, — развёл руками Ляцкий так широко, будто с рыбалки приехал и хвастался уловом. — Не пишет у нас видео. Камеры работают, картинку показывают, но в память не сохраняют.

— Как это — не пишет? — хмыкнул я, тыкая в монитор, где в режиме реального времени отображались и я, и Ляцкий, и этот самый шкафчик.

— Я ж говорю — картинка есть, а запись не идёт, — понизил голос дежурный. — У нас всё через задницу. Контракт с сервисниками не продлили — тендер профукали, бюрократы чертовы. Обосрались, как всегда, и теперь «перебои в техническом обслуживании». Неделю уже не пишут. Завтра, вроде как, приедут, чинить будут. Но чинить и починить — тоже вещи разные… А мне пофиг… это пущай у начальства голова болит. Мне так даже лучше — не фиг снимать, как я пукаю.

— Понял, — кивнул я, нахмурившись. — Ладно, бывай, Фомич. И мотор ты себе всё-таки купи, а? Хватит уже «Вихря» мучить. Давно ведь мечтаешь.

— Давно… — тяжело вздохнул он и даже не удивился, откуда я знаю.

А ведь тянул он эту песню про лодочный движок канолевый ещё с девяностых, всё ныл, как «Вихрь» ревет и глохнет, и что нормальную технику давно пора взять.

* * *

— Ну что? Как карты твои, отдохнули? — Валет сидел в комнате гадалки, вдыхая запах непонятных благовоний, что источала аромалампа.

— Герман Сильвестрович, — проговорила Аля… — Ирония здесь неуместна… Я работаю на совесть, и это не какой-то спектакль. Вы сами это знаете, иначе бы вас здесь не было.

— Ладно, ладно, не обижайся, — снисходительно проговорил Валет. — Чем порадуешь? Посмотрела там? Спросила у своих? — он ткнул пальцем в потолок. — Что за тени за мной ходят. Где фото, что я тебе давал?

Бобр выложила фотокарточку Ярового и проговорила:

— Не он причина ваших беспокойств.

— Да?.. — почему-то клиент совсем такому ответу не обрадовался, только нахмурился ещё больше. — Хреново, получается, смотрела… Он убрал моих… э-э… — Валет осекся, поняв, что сболтнул лишнего, махнул рукой. — Короче, давай уже вещай.