Правители тьмы

Когда избиение было закончено, он едва мог видеть одним глазом. Он почувствовал вкус крови, хотя зубы, казалось, не были сломаны. Одна из его ног пульсировала: охранник сильно наступил на нее. У него болели ребра. Как и живот.

Допрашивающий спокойно сказал: "Итак, тогда - кто еще знал, что вы замышляли измену против короля Майнардо?"

"Никто", - выдохнул Талсу. "Ты хочешь, чтобы я придумывал имена? Какая тебе от этого польза?"

"Если вы хотите назвать кого-нибудь из своих друзей и соседей, продолжайте", - сказал следователь. "Мы задержим их и допросим самым тщательным образом. Вот бумага. Вот ручка. Продолжайте и пишите".

"Но они бы ничего не сделали", - сказал Талсу. "Я бы просто выдумал это. Ты бы знал, что я просто выдумал это".

"Предположим, вы позволите нам беспокоиться об этом", - сказал следователь. "Как только вы предъявите обвинения, вам станет намного легче. Мы могли бы даже подумать о том, чтобы отпустить вас".

"Я не понимаю", - сказал Талсу, и это было правдой: ему было трудно понимать что-либо, кроме собственной боли. Капитан полиции Елгаваны не ответил. Он просто сложил кончики пальцев домиком и ждал. То же самое сделали охранники с палками. То же сделали хулиганы, которые избили Талсу.

Это было бы так просто, подумал Талсу. Я мог бы дать им то, что они хотят, и тогда они больше не причинили бы мне вреда. Он начал просить следователя передать ему ручку и бумагу. То, что случилось с людьми, которых он мог бы назвать, казалось не очень важным. В конце концов, это могло случиться с кем-то другим.

Но что с ним будет? Ничего? Это казалось маловероятным. Внезапно он увидел ответ с ужасающей ясностью. Если бы он назвал альгарвейцам - или, скорее, их здешнему сторожевому псу - несколько имен, они захотели бы большего. После того, как он дал им первую партию, как он мог отказаться дать им вторую, а затем и третью? Как он мог отказать им в чем-либо после этого? Он не мог. Серебряных дел мастер Кугу тоже начал с того, что придумал несколько имен? Талсу собрался с духом. "Больше никого не было", - сказал он.

Они снова избили его, прежде чем отправить обратно в камеру. Он ожидал, что так и будет. Он надеялся, что его броня добродетели сделает побои менее болезненными. Этого не произошло. И он не получил миску каши, которую пропустил, когда его забирали. Несмотря на это, он хорошо спал той ночью.

***

Снежная буря бушевала вокруг хостела в бесплодной глуши на юго-востоке Куусамо. Пекка чувствовала себя в ловушке, почти как в тюрьме. Она и ее коллеги-маги пришли сюда, чтобы поэкспериментировать так, чтобы никто, кроме нескольких северных оленей, этого не заметил. В этом был здравый смысл; некоторые вещи, которые они делали, разрушили бы большие куски Илихармы или Каджаани, даже если бы все прошло идеально. И если бы некоторые из этих экспериментов вышли из-под контроля… Дрожь Пекки не имела ничего общего с ужасной погодой.

Но, пока бушевали снежные бури, Пекка и ее коллеги вообще не могли экспериментировать. Если крысы и кролики, которых они использовали, замерзали до смерти в тот момент, когда выходили на улицу, несмотря на все усилия второстепенных магов, они были бесполезны. Это ограничивало объем работы, которую могли выполнить маги.

Когда Пекка однажды вечером сказал об этом за ужином, Ильмаринен серьезно кивнул. "Вместо этого мы должны использовать каунианцев", - заявил он. "В конце концов, никого не волнует, будут они жить или умрут: альгарвейцы доказали это".

Пекка поморщился. То же самое сделали Сиунтио и Фернао. То, что Ильмаринен заговорил на классическом каунианском, чтобы включить Фернао в разговор, только сделало его иронию более жестокой. Через мгновение Сиунтио пробормотал: "Если мы добьемся успеха здесь, мы не дадим альгарвейцам убить еще больше каунианцев".

"Сможем ли мы? Я сомневаюсь в этом". Но Ильмаринен сдержался. "Ну, может быть, несколько, и удержим ли мы также Свеммеля из Ункерланта от истребления собственного народа, чтобы сдержать альгарвейцев? Опять же, может быть, несколько. Что мы сделаем, если нам повезет, так это выиграем войну таким образом. Это не одно и то же, и мы были бы дураками, если бы притворялись, что это так ".

"Прямо сейчас достаточно выиграть войну", - сказал Фернао. "Если мы этого не сделаем, все остальное не имеет значения".

Сиунтио кивнул в скорбном согласии. Он сказал: "Даже если мы выиграем войну, мир никогда больше не будет таким, каким он был. Произошло слишком много ужасных вещей".

"Будет хуже, если мы проиграем", - сказал Пекка. "Помни Илихарму". Колдовское нападение альгарвейцев разрушило большую часть столицы Куусамо, убило двух из Семи принцев и было слишком близко к тому, чтобы убить ее, Сиунтио и Ильмаринена.

"Все помнят войны". Сиунтио все еще звучал грустно. "Воспоминание о том, что произошло в последней, дает повод для борьбы в следующей".

Даже Ильмаринену не хотелось пытаться превзойти эту мрачную мудрость. Маги встали из-за стола и разошлись по своим покоям, словно пытаясь сбежать от всего этого. Но Пекка вскоре обнаружила, как и раньше, что пребывание в одиночестве в своей комнате было чем угодно, только не спасением.

Иногда маги оставались в обеденном зале после ужина, споря о том, что они сделали или что хотят сделать, или просто болтая. Не сегодня. Они отдалились друг от друга и поднялись наверх, в свои покои, как будто устали от общества друг друга. Были времена, когда Пекку тошнило от общества ее товарищей, чаще всего от общества Ильмаринена, затем Фернао, а иногда даже от общества Сиунтио. Сегодня был не один из тех злых моментов. Она просто не хотела ни с кем разговаривать.

Вместо этого она работала над двумя письмами бок о бок. Одно было для ее мужа, другое для ее сына. Лейно, конечно, сможет прочитать свое собственное. Ее сестра Элимаки, которая заботилась об Уто, наверняка прочитала бы вслух большую часть того, что было написано ему, даже несмотря на то, что он заучивал буквы.

Письмо Уто прошло хорошо. Пекке не составило труда написать то, что любая мать должна сказать своему сыну. Это было легко, и слетело с ее пера так же легко, как и из ее сердца. Она любила его, она скучала по нему, она надеялась, что он был хорошим маленьким мальчиком (с Уто, часто безнадежной надеждой). Слова, мысли были простыми, прямолинейными и правдивыми.

Писать Лейно было сложнее. Она любила его и тоже скучала по нему, скучала с такой болью, что иногда ее пустая кровать казалась самым одиноким местом в мире. Эти вещи было достаточно легко сказать, хотя она знала, что их увидят и другие глаза, кроме его: чиновники, обслуживающие Семи Принцев, изучали всю исходящую корреспонденцию, чтобы убедиться, что никакие секреты не были раскрыты.

Но она хотела рассказать своему мужу больше. Она даже не могла назвать магов, с которыми работала, из страха, что знания попадут в руки альгарвейцев и дадут им подсказки, которых у них не должно было быть. Ей пришлось говорить о личностях в косвенных выражениях, что было удивительно трудным упражнением. Ей пришлось говорить о работе, в которой они были заняты, в еще более косвенных выражениях. Она не смогла рассказать Лейно так много об этом, даже когда они были вместе. Он тоже не спрашивал. Он знал, когда важно молчать, и уважал необходимость в этом.

В последнее время у нас была просто ужасная погода, написала она. Если бы было лучше, мы могли бы сделать больше. Это казалось достаточно безопасным. На большей части Куусамо большую часть зимы стояла ужасная погода. Услышав об этом, альгарвейский шпион не узнал бы, где она находится. А плохая погода могла помешать множеству вещей, не всем из которых шпион был бы заинтересован.

Я надеюсь, что смогу увидеть вас в скором времени. Ей сказали, что она, возможно, сможет уехать на некоторое время в не слишком неопределенном будущем. Но даже если бы ей удалось сбежать, мог ли Лейно в то же время избежать обучения на настоящего военного мага? Она думала, что ему следовало остаться в колдовской лаборатории, совершенствуя оружие, которое солдаты Куусамана возьмут в бой. Но Семь Принцев думали иначе, и их воля значила больше, чем ее.