Приключения сомнамбулы. Том 2

– Если не у демагога-Стороженки, то в суде докажу, – помахал листками с круглыми лиловыми печатями и витиеватыми автографами нотариуса.

– Специалист высшей пробы, а не понимаешь, что суд от тебя чистосердечного признания ждёт, поверь, лишь признание приговор смягчает!

с чувством вины

Семён вхолостую истратил взрывной запал, зашептал Соснину в ухо. – Виноват, виноват. Нет, юридически я чист, и ты… Но мы виноваты в том, что терпим их, терпим… они помыкают нами, ноги вытирают…

– Однако мы отвлеклись на эмоции Семёна Вульфовича, сбились на перепалку, – снова ухватил бразды правления Филозов, – теперь давайте…

по существу

Ветер гнул упругие кусты, купальщица, держась за ветку, опасливо ступала в цинковую волну.

– По главным вопросам ясность достигнута, – чеканил в гробовой тишине Филозов, – необоснованное прочностными и функциональными требованиями расположение оконного проёма в торцевой стене башни ослабило её конструктивный контур, хотя формально сохранялась нормативная жёсткость. Однако с учётом вопиющего обрушения никто нам не дозволит быть формалистами – из-за злощастного окна контур терял, говоря грубо, открытым текстом, дуракоустойчивость, и потеря эта при реальном, а, увы, не желаемом для всех нас протекании стройпотока угрожала… К сожалению, и отпускная прочность бетона, как, впрочем, и раствора в платформенных швах, по причине нехватки, прошу прощения, той же дуракоустойчивости были недостаточны, чтобы… Таковы предварительные, допускаю, спорные выводы следствия, но, повторю для непонятливых, – назидательно глянул на Соснина с Файервассером, – последнее слово останется за судом. А пока нам надлежит инженерно подготовиться к ускоренному усилению домов-угроз, ибо каверзные инженерные вопросы, на беду нашу от социально-болезненной проблемы вероятных расселений неотделимые, по закону подлости обязательно всплывут на процессе. Но – мыслию по древу не… Роман Романович, уложитесь в пять минут?

– Угу! – откликался Роман Романович и, не спеша, еле поводя меж губами кончиком языка, как если бы дали ему на доклад не пять минут, а часы, распутывал толстыми пальцами двойной узел, на который завязались тесёмки папочки, бубнил, – коли разборка домов-угроз, тем паче снос направленным взрывом, отвергались с порога, чтобы шума с пылью не поднимать, коли заказчики из важных кабинетов испугались социально-болезненной проблемы, обострившейся в юбилейный год, и на щадящее усиление любою ценой нацелились, то не худо всё же правдиво сказать, как цена кусается – по самым скромным прикидкам усиление потянет на порядочек больше народных средств, чем возведение новых башен.

Бухнул и – бух-бух-бух-бух – запрыгал по крыше мяч.

– Волевое политическое решение не обсуждается, – оборвал Филозов Познанского, – условия, технологию усиления обсудим. Файервассер отрешённо рисовал на бумажке коллективную виселицу; перекладина вознеслась в небо, в петлях – крохотные тёмные куколки; покорные повисли с вытянутыми шеями, непокорные, ерепенясь, затеяли предсмертную воздушную акробатику.

– Ладно, условия, – забубнил погромче Роман Романович, извлекая из папки схемы, – поскольку дома-угрозы по определению неустойчивы, обрушения ждать надо ежесекундно, главное условие – безопасность рабочих-ремонтников, которым поручат аварийные башни выправить, – вдобавок к знакомым уже эскизам Роман Романович медленно, словно нехотя, раскладывал, разглаживал пухлой ладонью новый, уточняюще-подробный, прямо-таки фантастичный чертёж: по ступенчатым развёрткам ползли с этажа на этаж гибкие, из гофрированного металла, туннели, скруглённые растушёвкой и протёртым резинкой блеском, по ним рабочие в белых комбинезонах, пусть и ползком, добирались к ждавшим усиления узлам. Однако не только внутри туннелей могли проползать рабочие – сама безразмерная упругая конструкция тоже умела ползать, пользуясь потайными шариками-колёсиками. Роман Романович специально показал на эскизах основные фазы движения: хвост подтягивался, у головы собирались кольца. – Б-будто н-на-х-нахохливает-ся! – дивился, как ребёнок, Фаддеевский; фрагментарные чертежи гибкой, словно живой, гармошки, её стыковых колец, вынесенные на небольшие форматки, пошли по рукам.

– Угу, прозрачные, наподобие зенитных фонарей, вставки из сверхпрочного закалённого стекла позволят рабочим, пока они будут пробираться на карачках по кривому туннелю, без электричества обходиться, – объяснял Роман Романович. Фофанова тряс сырой кашель, на лысине высыпала испарина. Фаддеевский дёргал узел галстука, кривя рот в вечной своей придурковатой полуулыбочке. Волейболистка бежала за катившимся к воде мячом; из-за кустов взблескивал осколок залива, и зацветал луг, розовая, со сметанно-белыми ягодицами купальщица, держась за ветку куста, пробовала ногою воду; и овальные, с перламутровой подкладкой, ракушки обозначали извилистую границу между сухим и мокрым песком.

– Леон Абрамович, одобряете? – запустил дискуссию Филозов.

– У меня как расчётчика возражений нет, – благоразумно поспешил выйти из игры Блюминг и склонил набок профиль, столь неестественно побледневший, что покраснелые белки глаз ярче, чем у кролика, загорелись; страх экспериментировал с кровеносными сосудами, пигментацией.

– Теперь, Филипп Феликсович, ваше просвещённое мнение.

Забегали под светлыми моргавшими ресницами голубоватые глазки. Теребя одной рукой бороду, другой пододвинул поближе чертёж Романа Романовича. – Эт-т-то в-высший п-пи-л-лотаж к-конст-т-труирования, но с-сие – не моя еп-пархия. Если же нужда б-будет в п-п-п-рограммном об-б-еспечении хит-т-троумной к-конструкции, то п-п-программку сообразим, на новейшей ЭВМ обсчитаем. Мы в-вообще-то н-н-навострились раскусывать б-большие с-с-статические с-с-с-системы, однако и т-такая ув-в-вёртливость нам вполне по зубам, в-в-ведём динамический алгоритм…

– Отлично, отлично! – хвалил Филозов. Оспинки на щеке Фофанова переполнялись потом, пятнисто-жёлтая лысина лоснилась подгнившей тыквой. Кончик языка Романа Романовича недвижимо застрял меж спёкшимися губами; как у мертвеца в метро.

Туннель напоминал гибкий шланг душа, только распухший и бесконечный. Не шланг даже, какой-то объевшийся удав-рекордист.

Извиваясь, толстенная, но юркая змея умела сунуть голову с инструментальным жалом в любой ждавший усиления узел, однако ослабевшие узлы домов-угроз прятались в самых недоступных их уголках! И потому подвижная искусность суперзмеи обещала невиданнейшую эффективность, впрочем, – уточнял председатель комиссии, – невиданнейшей была и сама задача, – Владилен Тимофеевич был доволен, очень доволен, – на ура примут! – уверял он.

– Успеем к ярмарке в Ганновере, там у всех глаза на лбы повылазят! – начал формулировать ближайшие задачи Филозов. – И к юбилею как подарок оформим…

– Мы бы д-д-дискетку с расчётною п-программкою п-подготовили. Задрал бороду, молнией сверкнула булавка галстука, и – не удержал распиравшего восторга Фаддеевский. – Д-д-дорогущие изделия выйдут!

– Куда больше, и в валюте, выручим за патенты, американские корпорации нам переоснастку всей стройиндустрии оплатят, всех недоверчивых заставим кипятком писать! – полыхнул Филозов. И торжественно окрестил туннельную змею «коммуникацией гарантированной безопасности», посулил ползучему детищу изобретательного ума счастливую судьбу в разных сферах науки-техники и даже в завоевании космоса, освоении далёких и враждебных человеческой природе, безвоздушных планет. Лихорадочно блеснули глаза, закатываясь за веки, – он и Роман Романович уже утирали нос НАСА.

вопросов не осталось

– А к-кто с-с-сии архи-с-с-сложные изделия изготовит? – не унимаясь, моргал Фаддеевский.

– Лучшие оборонные заводы, завязанные на космос, обком картбланш дал, – успокаивал Филозов.

– Как до включения механизма ползучести развернуть «коммуникацию гарантированной безопасности» в аварийном доме? Это само по себе опасно! – некстати ляпнул Соснин; у Блюминга задёргалась щека.

– Стоит ли вдаваться в детали? – искренне досадовал Владилен Тимофеевич, – у комиссии иная цель, нам важно наметить генеральное направление.

– Невозможно проползти по наклонным междуэтажным извивам с тяжеленными инструментами, потом ещё вкалывать в три погибели! – запоздало уличал Файервассер.

– Мы вкалываем в три погибели, ничего, – пробурчал Соснин.

– Отрадно, критиканские вопросы и замечания иссякают, – нашёлся Филозов. – Спасибо, Роман Романович, будет, что сообщить коллегам по Юбилейному Комитету.

Опять грохнул о крышу, точно железный шар-разрушитель, мяч, халабуда затряслась, закачалась, мяч запрыгал – бух-бух-бух, спрыгнул, с хохотом, свистом волейболисты ловили его, поймали и, толкаясь, склеиваясь молодыми загорелыми телами, сгрудились у оконца; заглядывали в халабуду, где заседала комиссия, и, будто незрячие, ничего не могли увидеть, понять. Так, наверное, слепых глубоководных рыб приманивает окуляр батискафа.

– Об операциях, которые последуют за усилением и ремонтом главных опасных узлов, доложит… – Филозов вернул комиссию к делу.

Фофанов смачно высморкался, монотонно зачитывал по бумажке. – До начала торкретирования бетонные поверхности стен очистить от обоев, клея и затирки, насечь и промыть водой под напором… Хм, и обои не сохранятся. Соснин вспомнил, как трещина рвала на бегу бежевые клетчатые обои, исчезала за очаровательной акварелькой Бакста, мелькала вновь у спинки кровати, тянулась, ветвясь, к окантованным в стекло тушевым фантазиям Ильи Марковича…