Привет, заяц

Я вдруг перепугался:

— Правда, что ли?

— Да. Правда. Не знаю, что она имела в виду. Я ведь даже кудрявым никогда и не был.

Я пожал плечами и тихонечко добавил:

— Ну… Помнишь таксиста в Новый Год? Сказал же, что мы на братьев похожи.

Он заулыбался и шепнул:

— Да. Помню.

И снова он замолчал, а я вместе с ним.

— Тёмка… — вдруг прошептал Витька.

— М?

Он томно выдохнул, будто с трудом искал в себе силы сказать мне:

— Ты только не обижайся.

— Что такое?

— Я в армию пойду.

Я резко вскочил и сел на кровать, стал смотреть на него сверху вниз, непонимающе хлопал глазами и весь недовольно нахмурился.

— Чего? — затревожился я.

Он тоже поднялся, сел на краешек кровати, весь сгорбился, опустил руки, и взгляд его устремился куда-то в пустоту, а голос наполнился едва уловимым безразличием.

— Я ведь только из-за неё не хотел идти, — он пробормотал монотонно. — Не хотел, чтобы она переживала. А теперь и переживать-то некому. Можно сходить. Чего там со мной станется?

Я робко подкрался к нему сзади и трясущимися ручонками обхватил его крепкую спину, старался прижаться к нему посильнее, поделиться остатками жизни и света с его раненной душой, и только лишь его сердцебиение напоминало мне, что он был всё ещё жив. Больше ничего. Ни жар его тела, ни дыхание, ни его лёгкая, ещё никуда не девшаяся дрожь. Лишь монотонный стук его сердца с тремя металлическими гвоздиками.

Я еле слышно прошептал ему на ухо:

— А как же я? Я-то как без тебя буду?

Он легонько улыбнулся, словно еле-еле нашёл в себе для этого силы и пожал плечами, положил свою горячую ладонь на мою трясущуюся руку и сказал всё так же пусто и монотонно:

— Всё хорошо будет, заяц. Ты взрослый уже, справишься без меня.

— Вить, ты никуда не пойдёшь, — уже уверенней сказал я. — У тебя же сердце.

— Мне категорию «А» дали, — он так сухо и безразлично это произнёс, будто уже давно знал, что так всё и будет.

— Плевать мне. Я… Я бабушку попрошу, у неё знакомые в областном военкомате есть, мы им на лапу дадим, никуда ты не пойдёшь, понял? Сколько там надо, тысяч сто пятьдесят? Двести? Я там откладывал немножко нам на море или ещё куда. Да пофиг, возьму оттуда, потом ещё на студии заработаю, слышишь ты меня?

Он лишь молча кивал, а потом тяжело вздохнул и по одному его вздоху я понимал, что его такой расклад совершенно не устраивал. Витя взял мою руку и нежно поцеловал её своими горячими губами, будто безмолвно благодарил меня за предложение помощи, но при этом я всем нутром ощущал, что помощь эту принимать он не собирается.

— Спасибо, Тём, — он мне сказал шёпотом и снова задушил в себе накатывающие слёзы. — Я всё равно пойду, ты только не обижайся. Вернусь и везде с тобой поездим, слышишь? И в Москву, и в Питер, и везде, где хотели. Ты уж меня только дождись, ладно, заяц? Ушастенький мой…

Эти его слова пробили мне насквозь грудную клетку, словно тяжёлая свинцовая пуля. И сам я уже не выдержал и почувствовал на губах солёный привкус нахлынувшей печали. Он всё сидел и гладил меня по руке, легонько её царапал своими мозолями, пытался успокоить, хоть и понимал, что мог это сделать в тот момент, только если поменяет своё упрямое гордое решение.

— Нет, нет, ты чего это? — я вдруг сказал ему с какой-то лёгкой агрессией. — Так не пойдёт, Вить, слышишь? Сейчас.

Я достал из кармана телефон, выскочил на середину комнаты и стал листать записную книжку.

— Чего ты там делаешь? — он спросил меня.

— Я бабушке сейчас позвоню. Пофиг, что спит, надо быстрее тебе военник делать, понял? Пусть своих знакомых на уши ставит.

Я уже хотел нажать кнопку вызова и поднести телефон к уху, как он вдруг подлетел ко мне, крепко схватил мою руку и не дал мне шелохнуться.

— Тём, не буди её, совсем с ума сошёл?

— Пусти, пожалуйста, — сказал я трясущимся голосом, а сам боялся на него даже взглянуть.

— Не пущу. Дай мне телефон.

— Не дам. Иди на диван садись, давай.

— Телефон давай, Тём.

Я и сам не заметил, как он ловко выхватил у меня трубку, как поднял её в руке чуть ли не до самого потолка, улыбался и смотрел, как я отчаянно прыгал на цыпочках, он вертелся на одном месте, то в одну сторону руку дёрнет, то в другую, у меня совсем ничего не получалось, хотелось уже отчаянно забиться в истерике и расплакаться на весь дом.

— Отдай телефон, отдай, ну отдай!

— Тише, ты чего орёшь? У нас соседи вообще-то.

— Телефон отдай, Вить, быстро!

И тут он резко дёрнул рукой, и я на секунду подумал, что смогу зацепиться за его плечо. Промахнулся. Пролетел мимо него, неудачно приземлился и рухнул прямо на холодный пол, сильно стукнулся коленями и весь скорчился, даже в голову отдало ударной волной.

— Блин, ну, Тёма! — цокнул Витька, сел ко мне на пол и обхватил мои плечи руками. — Чего ты, как?

— Уйди! — ощетинился я, и увидел на линолеуме две яркие багровые капли.

— Твою мать, а, — выругался Витька и куда-то убежал.

Вернулся с шебуршащим рулоном ватки, надёргал и дал мне немного, я наделал из неё затычек и вставил в ноздри, сидел опять, как дурак, перед ним с пушистыми белыми штуковинами в носу.