Привет, заяц
Шрифт:
Я хитро спросил его:
— Глупостями? Это какими же?
— Всё ты знаешь. Не умничай.
— А вот не знаю. Расскажи мне?
И вместо объяснений он впился в меня своими губами, положил свою тяжёлую руку мне на грудь, а второй обхватил меня за пояс, прижал к себе, и я уткнулся ногой в его жгучее тепло под джинсовыми шортами, отчего он так приятно улыбнулся и на миг томно замер.
— Блин… — он прошептал мне на ушко. — Когда они там уедут, а?
— Тём, не надо, — он шепнул мне. — Не сейчас. Не здесь.
— Кого всё стесняешься? — я спросил его и хитро заулыбался.
— Никого… Просто давай не будем их смущать. Ладно?
Витька нежно схватил мою наглую руку и аккуратно оттащил её от своей ширинки, легонько чмокнул меня в губы, словно извинялся передо мной, хоть и было видно, как он расстроился и раздосадованно вздохнул. Я открыл глаза и увидел, как позади него из-за кустов робко выглядывало яркое бархатное солнце, слепило меня и переливалось, запутавшись в сочных листьях, заставляло его прекрасный силуэт полыхать каким-то божественным сиянием, нежно ложилось на его короткие волосики на голове, сверкало в широком плетении его цепочки на шее.
— Не поняла. Вот это нихуя себе!
Жгучая волна адреналина прострелила всё моё тело, я выскочил из Витькиных объятий, обернулся и увидел перед нами Аньку: стояла с мокрым лифчиком в руках, прикрывала рукой грудь и пялилась на нас квадратными глазами, а по сосулькам её слипшихся волос стекала мутная вода. Я глянул на Витьку, а он беспомощно развёл руками и закатил глаза, но совсем не выглядел напуганным, будто всё так и должно было случиться. Удушающая тишина и тихое пение цикад наполнило воздух, я всё смотрел на Аньку, утопал в её шокированном взгляде и слышал, как из колонок в Олежкиной машине тихо играло: «Где Беломора достать? Закрыты уже магазины. Где Беломора достать, хоть пачки половину?».
— Пиздец, — негромко бросила Анька, непонимающе усмехнулась и зашлёпала мокрыми ногами обратно, натягивая промокший насквозь купальник, исчезла в таком тихом и сладком распеве моего детства, «Где мне взять Беломора? А не то я напьюсь.»
— Да забей, — безразлично сказал Витька и шлёпнул меня по плечу.
Вышли мы с ним осторожно из кустов, смотрю, а у машины рядом с Олегом в мокрых трусах стоит Аня, что-то ему так громко и с жестами рассказывает, смеётся, вскидывает руками, жмёт плечами, тычет пальцами в сторону кустов, а Олег нехотя так её хватает за руку, успокаивает, улыбается, пытается ей что-то объяснить, а она непонимающе цокает, пребывая в полном шоке от его отношения ко всей этой ситуации. А рядом на пушистой зелёной траве сидели Стас с Дашкой, Дашка, раскинув уши, слушала внимательно их скандал, в шоке украдкой поглядывала на Стаса, а он с улыбкой посмотрел на нас и пожал плечами, и покачал головой, мол, ну вы даёте, ребята, напугали бедную девчонку.
— Я же не знала, Олег! — громко оправдывалась Анька и положила руку себе на грудь. — Можно было и сказать, я бы хоть морально как-то подготовилась. Совсем уже.
Она заметила, как Олег косился на нас из-под бровей, повернулась к нам лицом, пожала плечами и сказала:
— Вы только не обижайтесь, я не хотела так, просто… Никогда раньше не видела. Ну, Олег, ну чего ты? Помоги
мне, чего стоишь?И стала обиженно шлёпать его руками по плечу, он засмеялся, приобнял её, она растаяла в его тепле и поцеловала его в губы, и словно уже и забыла про нас с Витькой.
— Жрать-то будем, нет? — спросил Стас, снимая с мангала ароматные золотистые кусочки на сверкающих шампурах, вертел ими в переливах угасающего солнца и будто нас всех дразнил.
Запах костра и аппетитный треск горящего дерева наполняли прохладный вечерний воздух, красно-рыжее огненное марево поднималось в тёмно-синее летнее небо, яркие искорки лизали редкие невесомые облака и растворялись в июньской свежести и прохладе. Пацаны озябли, накинули свитера, сидели вокруг костра, нежно обнимали своих девушек, накрывали их своими олимпийками с тремя полосками, иногда нежно поглядывали на них и целовали то в носик, то в губы. Витька сидел на траве со мной рядышком в своём чёрном адидасе, согнув ногу в коленке и положив на неё руку, смотрел в этот гипнотизирующий костёр и всё о чём-то загадочно думал. Олег не умеючи перебирал гитарными струнами, кривил морду, всё время неуклюже соскальзывал толстыми пальцами и недовольно дёргался, шипел то на инструмент, то на Аньку, что умоляла его прекратить позориться.
— Чё ты её всё насилуешь, а? — спросил Стас, засмеялся над товарищем и недовольно цокнул.
— Сиди не дёргайся! — прикрикнул на него Олег, продолжил мучить гитару, потом Анька психанула, схватила его нежно за руку и выхватила у него инструмент и отложила его в сторонку.
Я сидел с ними в этой тёплой компании, будто уже считал их своими близкими друзьями, словно всю жизнь их знал, наслаждался вечерней прохладой в ночной тиши в шелесте бурной речки и поглядывал украдкой то на Аньку, то на Дашу, всё интересно было залезть к ним в голову, понять, что же они там про нас с Витькой думают. За весь вечер больше не сказали нам ни слова, то ли перестали нас воспринимать всерьёз, то ли стеснялись нас после того неловкого случая в кустах.
Стас схватил гитару, случайно звякнул струнами, протянул её Витьке и галантно произнёс:
— Витёк. Прошу.
— Да, да, Витёк! — обрадовался Олег. — Про шаурму спой!
Я удивлённо переспросил его:
— Чего спеть?
— Щас, щас услышишь, Тёмыч! Давай, давай!
Дашка с Анькой заулыбались, глянули на Витьку, и я не увидел в их глазах какого-то хоть самого малого отвращения и, уж тем более, ненависти, смотрели на него так же, как и раньше, словно ничего и не стряслось. Витька прильнул к гитаре, забегал по ней своими ловкими пальцами, сладко зазвенел струнами и запел, как мне показалось, любимую песню Стаса и Олега, так они весело закивали в такт головой, заулыбались и радостно переглянулись, прижимая к себе покрепче своих дам.
«В Моторострое иду под облаками,
В июньский вечер шагаю под стрижами,
Целую небо, дворовую прохладу,
И с пацанами бьём фишки до упаду.
А покемоны по телику мелькают,
В кармане мелочь крепко кулак сжимает,
Ну что, там сколько? Да вроде бы хватает,
Не опоздать бы, скоро уже светает.
Вкус шаурмы во дворе под шелест летней ночи,
Холодный дым сигарет, я знаю, ты захочешь,
Вкус шаурмы во дворе под шелест летней ночи,
Оторви мне кусочек и меня угости.
Пойдём со мною от рынка до Челюги,
В Моторострое мы не умрём со скуки,
И в грязной Каме огни домов сияют,
Они, как ветер, с рассветом пропадают.