Привет, заяц

Он стоял в одном ряду со всеми остальными кадетами, гордо задрав голову, и шелохнуться не смел, словно английский королевский гвардеец, весь сиял солидностью в чёрной парадной форме с аксельбантом, белыми перчатками, как у Микки Мауса, и в наполированных ботинках. А повсюду, куда ни глянь, цветы, цветы, вспышки мыльных фотоаппаратов, восторженные всхлипывания родителей и слёзы гордости за своих сыновей.

И где-то в толпе был Витькин отец с его сестрой и племянником. Я специально встал подальше, чтобы меня, не дай бог, не увидели. Пообещал, что сегодня к нему и на пушечный выстрел не приближусь, чтобы ненароком не спровоцировать скандал.

Все кадеты по очереди выходили к директору на середину плаца, вставали на одно колено, целовали сначала флаг Верхнекамской области, потом российский триколор, и пахнуло от этого всего каким-то лёгким душком гитлерюгенда, но я быстро от этих мыслей избавился, чтобы не омрачать его праздник даже у себя в голове.

— А теперь, дорогие кадеты, их друзья и родители, — объявила в микрофон серая чиновничья морда какой-то тётки с колорадской лентой на груди, — торжественная церемония прощания со знаменем!

Все вокруг захлопали, вспышки фотокамер запестрили, словно гирлянды, а на плац в бравом марше кто-то из ребят вынес красное бархатное знамя с золотой блестящей вышивкой «Верхнекамская Кадетская Школа». И снова какая-то обрядно-ритуальная часть со вставанием на одно колено, снятием фуражек, ребята подходили по одному к развевающемуся на ветру знамени, кто-то прикладывал его к лицу, даже целовал, а одного парня и вовсе на слёзы пробило, я увёл взгляд в сторону и старался сдержать свою ядовитую непонимающую усмешку. Стоял бы сейчас Витька со мной рядом, по башке бы за такие выходки меня треснул.

Он меня увидел, стрельнул взглядом, убедился, что я стоял и смотрел на него, а потом опять растворился в толпе ребят. И каждый в тот момент утопал в объятиях родных и близких, в их слезах, принимал их цветы и одобрительные отцовские рукопожатия. И у Вити всё это было: так вот посмотришь на него с семьёй, и даже трудно подумать, что они так ужасно к нему относились из-за его маленькой особенности. Может, уже и смирились давно со всем, но он мне об этом ничего не рассказывал, поэтому о какой-то уверенности говорить не приходилось.

Я вдруг на миг поймал его задумчивый пустой взгляд, устремлённый куда-то вдаль, и без слов, даже в ста метрах от него, понял, что думал он тогда о матери, которая из-за недуга не могла прийти на выпускной, обнять его и подарить цветов.

— Молодые люди, на общее фото, все, все, проходим быстренько! — истошно вопила дама, сотрясая древние стены школы своим писклявым голосом. — Бегом, бегом, чего встали-то все?

Сквозь вездесущие головы гостей я кое-как разглядел улыбчивые лица ребят, их сверкающие зубы и кривляния на камеру, когда всё вокруг на мгновение озарило вспышками. Пузатый мужик в форме стоял между пацанами в самом центре с невозмутимой миной, хмурился непонятно из-за чего, того и гляди сейчас подойдёт к фотографу и врежет ему не пойми за что.

Женщина с микрофоном продолжала шоу-программу:

— Друзья, остаёмся, пожалуйста, все на концерт в честь последнего звонка. После фото дружно все выстраиваемся обратно в линеечку, все слышали?

И тут вдруг на плац вышли штуки четыре вульгарно разодетые женщины с длинными ногами, все в пёстрых платьях с огромными перьями, ярким пышным макияжем, и всё это под музыку как с какого-то бразильского карнавала. Я покосился на Витьку в толпе, он поймал мой взгляд, сам заулыбался, смотрел на меня и пожимал плечами, мол, ну да, вот такая вот у нас развлекательная программа. А люди вокруг фотографируют эти карнавальные танцы и восхищаются, как дамы вскидывают ногами до самого неба, как смотрят на кадетов соблазнительным взглядом и хитро улыбаются.

Глазами я выцепил в толпе их директора, того самого пузатого мужика, что позировал с ними на фотке, он так ярко улыбался, совсем другой человек, глядел на этот концерт под ритмичную барабанную дробь и радостно хлопал в ладоши. И тут же у меня в голове вспыхнули картинки, как он сам заказывал эти танцы под предлогом «пусть мальчишки повеселятся, отдохнут, им понравится». И, может, кому-то, конечно, и понравилось, но по смущённым непонимающим лицам в парадных чёрных кителях это как-то не читалось.

— Чё, Артём, на жопы залип, да? — вдруг послышался чей-то голос позади.

Я обернулся и увидел на фоне одурманенной откровенными танцами толпы знакомое лицо.

— Ха, Димон! — радостно произнёс я и пожал ему руку, так искренне рад был его увидеть, сам себе удивился.

Рукой в белой перчатке он поправил на голове фуражку и спросил:

— Ты тут какими судьбами?

— Да к… — я вдруг на секунду замялся и сам в голове для себя кое-что уточнил, чтобы лишнего не сболтнуть. — К другу. Просто уж пришёл посмотреть, поддержать.

— Кого тут знаешь? — Дима спросил с ехидным прищуром.

— Катаева.

Он засмеялся:

— Вы знакомы, что ли?

— Ну так. Немножко. Да.

А сам себя возненавидел за этот гнусный ответ, пропитанный ядовитой мразотной ложью. Знакомы немножко, да, как же.

Димка меня похлопал по плечу и сказал:

— Ладно, после концерта потрещим, расскажешь, чего там в школе. Ольга Владимировна-то ещё работает?

— Работает.

— Бля. Из-за неё только и ушёл.

— Да пошла она.

Он захохотал:

— Тебя тоже, да, тарабанит?

— Мгм.

Я опять глянул в сторону импровизированной сцены посреди плаца и увидел какую-то наспех развёрнутую красную ширму, а позади суетились мелкие пятиклашки в камуфляжной форме, пищали своими звонкими голосами, о чём-то спорили.

А вездесущая тётка с микрофоном вышла в самый центр и объявила: