Привет, заяц

В форме чёрной пацаны,

Дёргаем в казарме шишку,

Девки нам запрещены.

После всех занятий дружно,

Мы бежим курить в толчок,

Чтобы прапор не увидел,

Не то вырвет позвонок.

И если спросит кто-то смелый,

«О чём жалеете сейчас?»

Ему ответим мы по делу,

«Детство смыто в унитаз!»

Я прыснул смехом и неловко приподнял брови. Витька на меня косился с улыбкой, будто спрашивал, «ну что, ну как?»

— Озабоченный стишок какой-то, — сказал я. — Дед, что ли, тот писал?

— Какой дед?

— Ну тот с озера. Который с электродрочилкой.

И опять как громко заржёт, всех зверей в округе перепугал, если они тут, конечно, были. С ветки даже снежная кучка рухнула мне на голову, то ли от его голоса, а может, просто совпадение такое.

— А я даже стихов-то особо никаких не помню, — сказал я и грустно вздохнул.

— Как это? Ты же сам пишешь, и что, стихов даже не знаешь?

— Как расскажу учителю – на следующий день сразу из головы вылетает.

— Ну ты даёшь. Песни какие знаешь, может быть?

— Дурацкие, как твой стишок?

Он засмеялся.

— Да, дурацкие, как стишок.

Я напел ему простой незамысловатый мотив:

— Закрой свой рот и не болтай своей ерундой. Закрой свой рот, я никогда не буду с тобой…

Витька поморщился и сказал:

— Как будто что-то знакомое. Из Гриффинов, да?

— Нет. Из Счастливы вместе.

Он громко цокнул и посмеялся.

— Ну, это был мой второй вариант.

— Светка включала эту песню, когда к ней друзья рокеры припёрлись. Но, так если посмотреть, у твоего стишка, конечно, художественная ценность выше.

— От души, Тёмыч, — и он театрально передо мной раскланялся. — Спасибо.

Мы с ним остановились в сердце лесной опушки среди забрызганных снежными искрами ровных сосновых стволов. Витька смахнул снег с аккуратного старого пенька, поставил на него рюкзак и громко потянулся, расправил в стороны руки и смачно хрустнул костями. Велел мне постоять с ним рядышком и отдохнуть, идти ещё столько же.

Я увёл взгляд в сторону, зацепился им за пышные зелёные ёлки, присыпанные зимней сахарной пудрой, сощурился от переливов миллионов снежных кристаллов, жадно втянул носом морозный воздух и почуял аромат растопленных бань вдали. Глянул вбок, стал искать Витьку среди жёлтых проплешин сухой травы на белом покрывале, смотрю, стоит у коротенькой секции покосившегося забора в пушистом белом пуху. Сначала не понял, подумал, чего это он там делает, а потом разглядел получше.

Ясно. Ссыт стоит.

А где ещё, если не здесь? Он на всю округу лязгнул молнией на ширинке, обтёр руки снегом и вернулся ко мне. Скинул рюкзак на землю, а сам уселся на пенёк, громко хрустнув коленями.

Сидел так спокойно, умиротворённо, довольно лыбился, щурился, поглядывая на солнце, застрявшее в зелёных сосновых иголках, ловил самый настоящий кайф от сладостного момента единения с природой.

Он заметил, как я рядышком топтался на месте, осмотрелся, понял, что второго пенька для меня не было, и спросил:

— Устал, что ли? Хочешь, садись?

Он уже собирался было встать, а я помотал головой и сказал:

— Нет, нет, сиди. Постою.

— Ну смотри. А то, если хочешь, на коленки ко мне садись, — взял и похлопал себя по ногам, мне подмигнул.

Я на него так ехидно посмотрел и закачал головой, мол, надо же такую пошлость сказать, как не стыдно. А сам стоял и краснел, думал уже и вправду усесться на него.

— Вот бы в такой лесной глуши домик, да? — Витька сказал мечтательно. — Не жить, а так, на лето хотя бы, отдохнуть. Да и зимой можно иногда приезжать. Да?

— Не знаю, — я ответил и громко шмыгнул. — Я как-то в городе всю жизнь. Про такое даже и не думал.

— Я бы вот хотел. Красота же.

Тяжёлые белые ветки ёлок легонечко качались на тихом холодном ветру, шебуршали своей ароматной хвоей, отряхивали с себя рассыпчатый снежный песок. Витькины высокие берцы утопали в сугробе. Холодно ему, наверно, а он даже нисколько и не дрожал, сидел себе смирно, всё о чём-то думал, ковырял старые мозоли на ладонях.

— Это у тебя отчего? — я поинтересовался. — Экзема, что ли какая-нибудь?

— Экзема, — он повторил саркастично. — Сам ты экзема. От турника.

— А перчатки на что?

— Какой ты умный, я прям не могу. А на физре и на строевых тоже в перчатках гонять будешь, да? За секунду их напялишь?

— Да я-то откуда знаю? — я пожал плечами и пнул кучку снега возле пенька. — Я же на физру никогда не ходил.

— Как так?