Привет, заяц

Он спросил хриплым голосом:

— Чё, пацаны, дрочите?

Мы подняли на него удивлённые взгляды, и Витька ответил ему:

— Нет, рыбу ловим.

— Я и говорю, дрочите, — посмеялся мужик. — А вы только зря это рукой делаете, рука-то устанет быстро. У нас мужики для зимней рыбалки электродрочилку смастерили. На батарейках. Включаешь, а она сама наяривает айда ушёл.

Витька вдруг как заржёт. Чуть со стула не свалился, выронил из рук удочку и весь в секунду покраснел, как рак. Глянул на меня разок, сверкнул бровями, мол, ты понял, Тёмка, понял?

Мужик безнадёжно махнул нам рукой и проворчал:

— Ай, ладно, дрочите знайте. Жопы только не обморозьте, лёд-то ещё тонёхонький.

И побрёл дальше своей пингвиньей походкой по бескрайнему снежному океану. А Витьку всё не отпускал приступ смеха, чуть удочку в прорубь не уронил.

— Чего, Тёмыч? — он спросил меня. — Не врубился, да?

— Нет. Дед какой-то озабоченный.

А он опять посмеялся и легонько меня толкнул в плечо, мол, да перестань, ты чего.

— Он имел в виду, что вот так вот вручную наяривать-натрясывать это прошлый век. Давно уже есть автоматические удочки какие-то, сами трясутся. Твой дед по-любому знает, спроси у него дома.

Я ему ехидно ответил:

— Да ладно, сиди дрочи знай.

— Блин, вот бывают же такие идиотские внезапные встречи с какими-то непонятными типами, да? У тебя так было когда-нибудь?

— Нет, — я помотал головой. — В первый раз.

— А у меня постоянно, кого только не повстречаю.

Витька достал из холщового рюкзака термосумку, окунул её в самый снег и вытащил оттуда завёрнутые в фольгу горячие пирожки. В воздухе пахнуло уютным домашним жаром и терпким луковым ароматом.

— Ого! — я обрадовался. — Нормально ты затарился. Я вот про еду вообще не подумал.

В своей дырявой вязаной перчатке он протянул мне кипящий свёрток фольги с торчащим из него кончиком румяного теста. Нос на секунду согрелся горячим аппетитным паром, и приятно поморщился.

— Попробуй, пока не остыли, — Витька сказал и откусил свой пирожок.

Раскалённое тесто растаяло на языке. Мясной фарш, словно пух, вперемешку с сочным луком. Всего один горячий кусман в холоде снежного раздолья, а в груди уже разжёгся крохотный огонь домашнего тепла и уюта.

— Очень вкусно, ого, — довольно протянул я. — Где брал?

Он пожал плечами:

— Сам сделал.

— Врёшь.

И я так по-идиотски стал разглядывать пирожок, будто всё пытался на нём что-то найти, ценник или штрих-код.

— Не вру.

— Ты правда такие вкусные пирожки умеешь печь? Как? Это же… Как?

— Мама научила.

— А, точно, — кивнул я, тут-то у меня всё и встало на свои места. — Ты же в деревне, получается, жил всю жизнь. Да?

— Почему в деревне-то? Там у нас официально ещё город. Верхнекамск.

— Окраина, — я довольно съязвил и укусил сочный пирожок ещё раз.

Он потрепал меня по голове и съязвил:

— И у тебя тоже окраина, ушастый. Сидит тут, городской мальчик из даунтауна, посмотрите-ка на него.

Я доел пирожок, смял фольгу в крохотный сверкающий комок и достал из сумки ещё один.

— Знаешь, их в Америке как называют? — я спросил Витьку. — Piroshki. С таким американским прям говором.

Он чуть не подавился от смеха и сказал:

— Ха. Piroshki. Давай ешь свои piroshki, а то shas ostynut.

Колючий ветер гонял сухой снежный песок по застывшей до самой весны ледяной корке. Он лупил нас по щекам, закрадывался в глаза и в нос, заставлял морщиться и громко чихать. Вдали за стеной густых деревьев свистнул поезд, скромно поприветствовал этот волшебный морозный денёк. Всё моё нутро трусливо дрожало от осознания пугающей глубины тёмной воды под нами, под тонким слоем спасительного мутного льда.

Я что-то совсем раскис, затрясся ещё сильнее, и никакой чай и дедовская куртка меня уже не спасали. Витька покосился на меня, обречённо вздохнул и стал сворачивать удочки и паковать снаряжение в свой мешковатый рюкзак.

— Да ты чего, давай ещё посидим? — сказал я, а у самого зуб на зуб не попадает, сижу и дрожу перед ним, того и гляди с носа сосулька сорвётся и разлетится вдребезги.

— Ладно уж, нарыбачились, — он ответил и стал аккуратно сматывать удочку. — На рынке налима купим, перебьёмся. Идти-то можешь?

— Могу.

А у самого шея дрожала, как шарнирная.

Холодно.

Я помог ему собрать снаряжение, аккуратно сложил в чехол коловорот и перекинул через плечо. Какой он тяжёлый, мамочки. Не переломлюсь, Витькин рюкзак всяко тяжелее будет.

— На, чаю допей, — Витька протянул мне термос.

Я сделал глоток и вытер рот рукавом дедовской куртки.

— Так, — он приложил руку ко лбу и стал глядеть по сторонам. — В какой стороне тут берег? М?