Проклятый Лекарь

Я сел за свободный стол, который находился ровно посередине между «лагерями», и углубился в чтение. Карциноидный синдром, феохромоцитома, синдром Иценко-Кушинга…

— Святослав…

Голос за спиной был тихим, но с бархатными, тщательно выверенными нотками. Варя стояла рядом, улыбаясь той особенной, чуть загадочной улыбкой, которую женщины, как я знал, приберегают для особых случаев.

Она говорила чуть громче, чем было необходимо, явно для того, чтобы её услышала соперница в углу.

— Да, Варвара?

— Я хотела ещё раз поблагодарить тебя за вчерашний вечер, — она сделала акцент на последнем слове. — Это было… просто незабываемо.

Краем глаза я видел, как Ольга подняла голову от планшета. Её лицо выражало целую гамму чувств: от шока до ревности и обиды. Она даже приоткрыла рот, но ничего не сказала, снова уставившись в экран.

Ах, вот ты какую игру затеяла. Не просто благодаришь, а метишь территорию прямо на глазах у соперницы. Тонко, по-женски жестоко. Мне это нравилось.

— Рад, что тебе понравилось, — ответил я абсолютно нейтрально, не давая ей явного преимущества.

Варя, бросив победный взгляд на Ольгу, вернулась на своё место у окна.

Интересно, что будет выгоднее в долгосрочной перспективе? Выбрать одну из них и получить преданного, но ревнивого союзника?

Или сохранить нейтралитет и поддерживать их соперничество?

Интуиция подсказывает второе. Определённо второе. Конкуренция заставит их обеих стараться сильнее, быть более… полезными.

Прошло не больше пяти минут. Ольга решительно встала и направилась прямо ко мне, игнорируя Варвару.

— Святослав, не поможешь с одним сложным диагнозом? — она положила передо мной историю болезни. — Никак не могу разобраться. А ты у нас в этом лучший.

Контратака. Предсказуемо.

— Конечно, помогу, Ольга, — я взял папку. — Давай посмотрим.

Ольга присела на стул рядом — гораздо ближе, чем того требовал профессиональный этикет. Я чувствовал запах её духов — что-то цветочное, сладкое и навязчивое.

Всё это я уже проходил. И не раз.

В моей прошлой жизни придворные дамы и жрицы тёмных культов устраивали куда более изощрённые интриги за моё внимание.

Правда, там ставки были выше — земли, титулы, вечная жизнь. А здесь? Внимание провинциального врача-бастарда?

Хотя… нужно отдать им должное. Ещё пару дней назад они обе дрались за этого идиота Волкова, а сегодня уже переключились на меня. Впрочем, женское непостоянство — это аксиома, не требующая доказательств.

Я быстро пробежался по анализам.

— Банальный холецистит, — сказал я, показывая ей на показатели билирубина. — Воспаление желчного пузыря. Вот, смотрите, УЗИ подтверждает. Ничего сложного. Диета, спазмолитики, и через неделю будет как новенькая.

Она слушала, глядя мне прямо в глаза и кивая чаще, чем было необходимо.

— Спасибо, ты так хорошо всё объясняешь! — проворковала она, возвращаясь на своё место и бросая победный взгляд на Варвару.

Теперь уже Варя смотрела на неё с плохо скрываемой злостью. Её пальцы сжали ручку так, что побелели костяшки.

Я вернулся к своему учебнику, к загадке Воронцовой.

Карциноидный синдром… Приливы, диарея, бронхоспазм… поражение сердца… Всё сходилось. Но почему, чёрт возьми, у неё был острый почечный криз? Это не вписывалось в классическую картину.

Я перелистнул страницу, потом ещё одну. И вот оно. Мелким шрифтом, в разделе «Редкие осложнения».

Глава 21

«…массивный выброс вазоактивных веществ (серотонина, гистамина, брадикинина) во время карциноидного криза может вызывать резкий спазм почечных артерий, что приводит к острой ишемии почек и, как следствие, к развитию острой почечной недостаточности…» — гласил учебник.

Вот оно что. Бинго.

Опухоль есть. Сомнений не осталось. Просто мы её пока не нашли, потому что она слишком маленькая или спряталась в нетипичном, труднодоступном для УЗИ месте — в стенке тонкого кишечника или в мелких бронхах.

Теперь, когда я знал врага в лицо, план действий был ясен.

Во-первых, нужно было получить подтверждение. Для этого требовались специфические, дорогостоящие анализы: хромогранин А в крови и, самое главное, анализ на продукты распада серотонина в суточной моче.

Но для анализа мочи нужна была сама моча, а у Воронцовой — полная анурия.

Замкнутый круг.

Я с шумом закрыл тяжёлый том. Теория была, но для практики требовалась поддержка начальства. Без разрешения Сомова я не смог бы назначить такое экспериментальное, неподтверждённое анализами лечение.

— Ладно, девочки, мне пора, — я встал, обращаясь сразу к обеим. — У меня пациентка с почечной недостаточностью. Дела не ждут.

Я обернулся и поймал их взгляды.

Ольга смотрела на меня с влажным обожанием, словно я был святым мучеником, идущим на костёр ради спасения человечества. Варвара же, наоборот, смотрела с хищным, обжигающим интересом, как будто оценивала дорогой и редкий экспонат.

Каждая, я был уверен, уже мысленно приписала мой будущий подвиг на свой счёт.

С ума сошли обе, что ли? Похоже, я перестарался с их вербовкой. Ну и отлично. Лишним не будет.

Одна видит во мне героя-любовника, другая — рыцаря без страха и упрёка. А я просто иду за своей порцией Живы. Какая проза.

Пусть думают что хотят. У меня есть дела поважнее их девичьих фантазий.

Кабинет Сомова находился на этом же этаже, дальше по коридору.

Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл. Он сидел за столом, изучая какие-то бумаги. Выглядел уставшим. День у него, как и у меня, явно не задался.

— Пирогов? Что-то случилось? — удивлённо вскинул бровь Сомов.

— У Воронцовой карциноидный синдром, — медленно произнес я без предисловий. — Редчайшая опухоль. Её отказ почек — не самостоятельное заболевание. Это следствие массивного выброса вазоактивных веществ. Это карциноидный криз.

Сомов отложил бумаги и посмотрел на меня поверх очков.

— Пирогов, это очень серьёзное заявление. И на чём основан ваш диагноз?

Я подошёл к его столу и начал перечислять, загибая пальцы: