Проклятый Лекарь

Все повернулись к Волкову. Тот съёжился в кресле, его ухмылка сползла, как дешёвая маска.

— Я… я думал, это суперинфекция… Иммунитет надо было поддержать… — начал оправдываться он.

— Идиот, — процедил Сомов с презрением. — Это же первый курс иммунологии! При аутоиммунных и гипериммунных процессах стимуляция иммунитета — это смертный приговор!

Морозов медленно, очень медленно, опустился в своё кресло. Ситуация в корне изменилась.

— Погодите, — прошептал Сомов, продолжая изучать назначения Волкова. — А зачем вы назначили пациенту Аксенову промедол? Это же второй день после рядовой аппендэктомии. Ему даже ненаркотические анальгетики не требовались, медсестра записала «боли незначительные». Зачем ему опиоиды, Егор?!

Глава 23

Волков побледнел так, что стал похож на одного из моих подопечных в морге. Его рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, но слова не шли.

— Это… это недоразумение! — выдавил он наконец. — Я просто… просто перепутал…

Я мысленно усмехнулся. Какая жалкая, предсказуемая ложь. Но я молчал. Потому что Сомов, сам того не зная, только что наткнулся на настоящую золотую жилу. На компромат, по сравнению с которым врачебная ошибка с Синявиным — просто детская шалость.

Промедол.

В этом мире, как и в моём старом, это слово было синонимом проблем.

Сильнейший опиоидный анальгетик, наркотик, способный и снять адскую боль, и подарить короткое, липкое забвение. И именно поэтому он находился под строжайшим имперским контролем.

Каждая ампула — на учёте. Каждый рецепт — на специальном бланке в трёх экземплярах. Каждый миллилитр — подпись пациента, медсестры и лечащего врача.

В прошлой жизни, в Тёмных Землях, я активно использовал его аналоги. Не для лечения, конечно.

Концентрированный раствор, введённый в сонную артерию, идеально подавлял волю и сопротивление особо упрямых пленных лордов Света перед допросами.

Они выкладывали всё — военные тайны, секреты своих орденов, имена любовниц. А после их ждало сладкое небытие. Очень эффективный инструмент.

И я прекрасно знал, что бывает за его нелегальный оборот. За подделку рецептов. За «потерю» ампул. В Империи за такое не сажали в тюрьму. За такое вешали. Быстро, публично и без лишних разговоров. Похоже, наш амбициозный Егор влип.

И влип по-крупному.

— Волков? Промедол? — Морозов покачал головой с видом полного недоумения. — Да он прекрасно знает все правила учёта и назначения наркотических препаратов! Он у нас ответственный сотрудник. Тут явно какая-то ошибка.

— Ошибки здесь нет, Александр Борисович, — я достал из кармана свой планшет. — Есть система.

Сомов только что дал мне в руки ключ. Я уже знал по опыту, и не только из этого мира: где есть один такой «случайный» рецепт, там, скорее всего, есть и второй, и третий. Нужно только внимательно посмотреть.

Я достал из кармана свой планшет и быстро вошёл в систему учёта назначений.

— Давайте проверим, каким образом наш доктор Волков помогал доблестным хирургам. Просто ради интереса.

Я открыл список пациентов, которых вёл Волков за последний месяц, и начал быстро просматривать его назначения. Мои глаза цеплялись за знакомое слово «промедол».

— Так… Пациентка Иванова, три дня назад. Перелом лучевой кости без смещения. В карте отмечена «умеренная боль». Назначен промедол.

Сомов также судорожно листал свой планшет. Его глаза бегали по строчкам, а лицо мрачнело с каждой секундой.

— Пожилой мужчина, фамилия Зайцев, после планового удаления желчного пузыря. Третьи сутки, состояние стабильное. И снова — промедол! — я зачитал приписку. — С формулировкой «на ночь, чтобы лучше спал».

— Твою мать… — прошептал Сомов, продолжая пролистывать данные на экране. — Он же раздаёт его как аскорбинку.

— Молодая женщина, Кольцова, после диагностической лапароскопии, — я нашёл ещё один случай. — Минимальный болевой синдром. И опять — промедол.

— Пятнадцатое марта… — Сомов замер, его глаза расширились. — Так, а вот это уже интересно. Пациентка Ложкина. Запись медсестры: «Промедол введён внутримышечно согласно назначению доктора Волкова». А подписи самой пациентки в листе учёта наркотических препаратов… нет.

Морозов медленно, очень медленно поднялся из-за стола. Его лицо из бледного стало багровым. Он обошёл стол и подошёл к Волкову. Его голос был тихим, почти перешедший на шёпот, и от этого он пугал гораздо больше, чем любой крик.

— Волков. Ты. Торговал. Наркотиками. В моей клинике?

— Нет! Я… пациенты просили… у них были сильные боли… они умоляли… — лепетал Волков, вжимаясь в кресло.

— Боли от растяжения связок, которые лечатся промедолом?! — Морозов почти рычал. — Ты хоть понимаешь, что это значит?! Это не просто увольнение! Это проверка из Департамента по контролю за оборотом наркотиков! Уголовное дело! Скандал на всю Империю! Закрытие клиники!

Он резко повернулся ко мне, и его взгляд смягчился.

— Пирогов. Идите. Занимайтесь своими делами. А с вами, — он снова посмотрел на съёжившегося в кресле Волкова, — мы ещё поговорим. Очень долго. И очень обстоятельно. С привлечением службы безопасности.

Я вышел из кабинета, оставив за спиной начало конца карьеры доктора Волкова, с трудом сдерживая довольную улыбку.

Всё вышло даже лучше, чем я планировал. Волков не просто некомпетентен — он криминально некомпетентен.

И глуп.

Дело, конечно, замнут. Не станут доводить до казни. Но после такого пятна в биографии он не то что в нашей клинике — ни в одной больнице этого города работать не сможет. А Морозов… теперь он мне даже обязан. Враг моего врага, как говорится…

Но расслабляться было рано. Старый лис непредсказуем. И то, что он избавился от одной проблемы с моей помощью, не значит, что он не попытается избавиться и от меня, как только я стану ему не нужен.

А сейчас — пора было собирать урожай.

Я направился в палату к тому парню, которого утром вытащил с того света. Он должен был уже очнуться и созреть для того, чтобы щедро поделиться своей благодарностью.

Я вошёл в палату и замер. Парень лежал на кровати, опутанный проводами, подключенный к капельнице, но он… не пришёл в себя. Он был в глубоком, неестественном сне, его грудь мерно вздымалась в такт работе аппарата искусственной вентиляции лёгких.

И ни одна душа не удосужилась мне об этом сообщить. Ну что за людишки. Спасаешь им пациента, а они даже не могут отправить короткое сообщение, чтобы ввести в курс дела.

Я открыл его электронную карту на своём планшете. И всё понял.

Статус: «Постреанимационная болезнь. Гипоксическое поражение ЦНС. Запущен протокол терапевтической гипотермии и нейропротекции». Утверждено: зав. отделением Сомов П. А.