Просто сказка...

– На мори-окияне, на острове Буяне...
– нестройно загудели соискатели.

– Ага, вспомнил.
– И детина продолжил в том же духе, нещадно путаясь и запинаясь. Из его слов следовало: чтобы отыскать смерть Кощееву, нужно обладать умом острым как игла, быть зорким как орел, плавать как рыба, обладать сметкой зайца, и что-то там еще. И все это нужно для того, чтобы достичь дубовой рощи посреди острова, где, собственно, и получить дальнейшие указания.

– Вишь ты, - шептались рядом с нашими путешественниками, - иглу надо найти, а она в орле сокрыта...

– Как так в орле? Да неужто можно в живой птице иглу скрыть?

– А чего ж нельзя? В яйце она, а яйцо в орле...

– Разве ж в орле может быть яйцо? В утке оно, в утке...

И так далее, в том же духе, пока не сложилась у народа та присказка, которая всемнам извсетна с детства: "смерть Кощея на конце иглы, игла яйце, яйцо в утке..."

Наконец детина расстался с последним словом и отер лоб.

– А чтоб не заблудиться, вот тут карты есть, с указанием подробным, как добраться. По десять кун штука... Кому надо - тот становись в очередь.

Владимир тоже хотел было приобрести себе карту, но кто-то из волков потянул его в сторону.

– Пойдемте, - застенчиво произнес он.
– Дорога нам ведома, мы вас короткой тропкой проведем.

– Чего там дорога ведома?
– Иван указал рукой вдаль.
– Да вон же он, дворец Кощеев-то.

– Он да не он, - как-то загадочно отозвался Аристарх, - пойдемте, сами все увидите.

Но не успели они отойти и пятидесяти шагов, как неминуемо вспыхнула драка. Вроде бы не было ее вот только сейчас, а глядь - пошла потеха. Царевич уже совсем собрался разнимать, - как же без этого, - еле отговорили, сами, мол, справятся...

...Стежка-дорожка петляла, петляла по редколесью, да и вывела наших путешественников на полянку, посреди которой очень уютно расположилась избушка. Не на курьих ножках - обычная, очень ладная, с резными крылечком и ставнями, с коньками. С одной стороны избушки, за несколькими плодовыми деревцами, паслись две коровы с теленком, по другую раскинулся огород с пугалом в виде Кощея-царя. Невысокая оградка с приветливо распахнутой калиткой - все это и убаюкивало, и приманивало, и обещало ласковый прием.

– Вот оно, жилище-то Кощеево, - застенчиво проговорил Бонифаций, аккуратно подергав Ивана за локоть.

– Ты это что...
– медленно начал наливаться краской Иван.
– Ты мне это тут шутки шутить вздумал?.. Ты куда нас привел, а? Какое это тебе жилище Кощеево?..
– И принялся засучивать рукава.

И получил бы волк по шее, если бы не мелодичный голос, раздавшийся позади них:

– Кощеево, Кощеево... Проходите, гости дорогие, чай, устали с дороги.

Владимир обернулся да так и застыл с раскрытым ртом: простая русская женщина, в простеньком, неброско расшитом сарафанчике, с корзинкой грибов в руках - куда там нонешним мисс Галактикам, пусть хоть мисс Вселенным - глаз не оторвать.

– Проходите, проходите, - улыбнулась женщина, - ну, что застыли ровно ребятишки напроказившие? Хозяйка я здесь, зовут Василисою.

– Да мы... это... тут... к Кощею шли, - царевич оказался единственным, кто смог хоть слово вымолвить, пусть и запинаясь, - заплутали, в общем... и как пройти, не знаем...

– Куда шли, туда и пришли, - снова улыбнулась Василиса.
– Идемте, хозяин там, на заднем крылечке, невод ладит.

И, пройдя мимо пнями застывшими путешественниками, лебедушкой поплыла к дому.

– Ох, чует мое сердце, не туда мы пришли, ох, не туда, - тяжело вздохнул царевич, однако деваться было некуда, и пришлось всей честной компании недружно топать за Василисой, которая, обернувшись на крылечке, очень плавным жестом указала на росшую неподалеку яблоньку, и стол рядом с ней.

Делать нечего - присели, по-прежнему ощущая какое-то странное чувство неловкости. Каждый выбрал себе объект где-то на поверхности стола или вообще под столом, и поедал его глазами, словно бы от этого зависела вся его дальнейшая судьба. А потому не удивительно, что никто не заметил, как подошел и сам хозяин.

– Ну, здравствуйте, добры молодцы, здравствуйте. Дела пытаете, али от дела лытаете?
– услышал Владимир веселый голос, поднял взгляд и как-то невольно вжал голову в плечи.

Мужик как мужик, с первого взгляда видно - душа нараспашку, - и по приветливой улыбке, и по смеющимся глазам, - да что там - по всему в отдельности и одновременно по всему вкупе. Средних лет, не полон, не худощав, росту среднего, с легкой сединой в темных волосах - такой обычный-преобычный, ничуть не похожий на злодея, каким изображают Кощея (если это только был он) наши сказки.

А потому разом поднялись, как-то неловко, помялись немного и застыли на некоторое время с раскрытыми ртами. Затем царевич (Владимир благоразумно решил не вмешиваться) как-то очень шумно перевел дух и сказал:

– Ты уж извиняй, хозяин, ежели только что не так, а сбились мы с пути. Шли к Кощею, а попали к тебе. Ты не обессудь, мы ведь не по злобе какой тебя от дела оторвали... Ты укажи нам дорогу, да позволь передохнуть немного, а ежели тебе от нас какая помощь понадобится в деле твоем, так это мы завсегда запросто. А ежели кто зло на тебя имеет, и тут подсобим, замирим, коли так.

Хозяин приблизился, по-прежнему добро улыбаясь.

– Да вы присаживайтесь, чего вскочили-то? В ногах правды нет. Садитесь-садитесь, сейчас нам свет-Василисушка самовар сладит. А вы к кому шли, к тому и пришли. Зовут меня, как родители нарекли, Иваном, по батюшке Ивановичем, а Кощей Бессмертный - это так, от народа пошло. Брошено не со зла, а прикрепилось намертво.

Царевич так плюхнулся на лавку, что та аж прогнулась.

– Как же так, - пробормотал он, недоверчиво глядя на мужика.
– Как же так... Ничего не понимаю. Кощей - он...
– Иван поскреб затылок, потом попытался что-то изобразить в воздухе, потом, видно, так и не найдя ни нужного слова, ни изображения, закончил: - В общем, он кощей и есть. А у тебя, Иван Иваныч, кость широкая, сам ты видный, крепкий, тебя, ты уж извини, коли что не так скажу, на медведя без рогатины пущать можно - голыми руками возьмешь. Как же так?..

– А вот так, - Иван Иванович обвел рукой стол, на котором откуда ни возьмись появилась скатерть, а на ней пыхтящий самовар, пироги, блины, мед, пряники, и перед каждым - красиво украшенная росписью деревянная чашка на деревянном же расписном блюдечке, и сказал: - Вы пока почаевничайте да перекусите, а я тем временем постараюсь как могу вам все разобъяснить. Не вы первые ко мне приходите; что-то мне подсказывает - и не последние. Ну, слушайте, с чего все началось, чем закончилось.

– Уж и не упомню толком, когда все случилось, а только занесло ко мне как-то ветром попутным купца одного. Купец купецом, ничего необычного в нем. Посидели мы с ним за самоваром, вот как сейчас с вами сидели, поговорили, посудачили, а потом гляжу - захлюпал что-то носом, да в слезы. Я уж и так и сяк утешал его, насилу утихомирил, а заодно дознался, что за печаль-кручина теразет. Поведал он мне, что надысь (али давеча?
– не упомню) возвращался он с товаром знатным из Индии. Шелка вез, каменья драгоценные, в Киев, значит, а по пути решил в Багдад заглянуть, на базары тамошние. И только это он так решил да с пути торенного повернул, как повстречал товарища своего, по делу купеческому, Никитина, свет Афанасия. Да и где повстречал-то? Аккурат посреди пустыни, где саксаула не встретишь, не токмо что живое существо. Удивился Парамон (так купца того звали), спрашивает, чего, мол, тот посреди песку делает? Или может, караван какой с товаром красным поджидает?