Райский Град

Рядом со мной трое мужчин и одна пожилая дама обсуждали состояние современной литературы.

— Сейчас всё покупается, — говорил один из мужчин. — Раньше такого не было. Если талантливый писатель, то его издавали, а теперь что угодно печатают, лишь заплати.

— Ну, уж не скажи, — возразил на это второй мужчина. — За денежки тексты принимают любые, но печатают далеко не в таком виде, в каком они были изначально. Редактируют, и порой до неузнаваемости.

— Полностью с вами согласен,— вступил в разговор третий. — Мой роман, над коим я усердно, не покладая рук трудился больше года, изувечили до неузнаваемости. И вы знаете что: я отказался от публикации!

— Господа, — сказала дама. — Не вижу смысла печататься за свой счёт. Ведь если текст действительно хороший, издательство рано или поздно примет его, да ещё и гонорар заплатит и роялти. А так можно спокойно выложить книгу в сети. Там и покритикуют, и на ошибки укажут…

— А возможно, и с публикацией на бумаге помогут, если, конечно, текст понравится. — Это сказал седовласый мужчина в возрасте, проходивший мимо литераторов.

Одет он был во всё белое: белый костюм-тройка, белый галстук на белой же рубахе и даже белые классические туфли. Лицо его казалось мне знакомо, но имя этого джентльмена никак не хотело вспоминаться.

— Я вижу, вы здесь впервые? — осведомился он, подойдя ко мне.

— Роман Снеговой, — представился я, не став возражать. — А вы, должно быть…

— А я здесь всего лишь конферансье, — с улыбкой на благородном морщинистом лице проговорил мужчина. — Вы хотите сегодня выступить?

Имя собеседника напрочь вылетело из головы, из-за чего стало неловко. Ведь передо мной стоял видный Градской писатель, мастер пера, лауреат многих литературных премий… Леонид, кажется…

На его вопрос я ответил уклончиво и пообещал сообщить, если решусь поделиться с собравшейся публикой своим творчеством.

И вдруг я увидел то, что заставило меня остолбенеть. В зал, заводя ногу за ногу, медленно вошла Катерина. Её безупречное алое платье идеально сидело на фигуре, большой вырез декольте притягивал восхищённые взгляды мужчин, а блистающее колье — завистливые взгляды женщин. Вместе с ней был низкорослый тучный господин, в своём фраке похожий на пингвина. Господин держал Катерину за талию и кивал то в одну, то в другую сторону, приветствуя знакомых, и когда подошёл ближе, я узнал в нём того толстяка из «Авеню» — он вчера зашёл в ресторан вместе с телохранителем.

Сердце моё упало. Я заметил, что эта парочка идёт в мою сторону, и совсем скоро мы окажемся на расстоянии приветствия. Я не думая согласился с Леонидом, спросившим меня что-то, извинился и поспешил ретироваться в противоположный угол зала. И тут услышал, как меня окликнули.

Я обернулся и увидел Милану. Девушка шла ко мне, ступая аккуратно, словно боялась оступиться. Её кремовое бальное платье открывало хрупкие плечи и полностью скрывало ноги. Длинные шёлковые перчатки обтягивали тонкие руки, кисти их были грациозно приподняты.

— Я повсюду вас ищу, — сказала Милана, остановившись передо мной. Она казалась выше обычного (на шпильках, понял я), но всё равно смотрела, чуть подняв глаза. — И как секьюрити пропустили вас одного? Мне вот пришлось объяснять, что мой кавалер уже внутри…

— Очень рад видеть вас, Милана, — сказал я, глядя поверх её головы на вновь идущую в мою сторону Катерину и на семенящего рядом с ней Пингвина. Да она издевается… — Вы выглядите великолепно.

Милана действительно сногсшибательна. Её угольно-чёрные локоны были убраны назад в замысловатой причёске, умело нанесённый макияж подчёркивал и без того привлекательные черты лица, а голубые глаза — теперь без очков — сияли ангельской чистотой и добротой.

— Роман, всё в порядке? — спросила девушка, чуть дёрнув бровью.

И тогда мой взгляд встретился со взглядом Катерины.

— Да-да, — заторопился я, повернулся и положил ладонь Милане на поясницу. — Давайте отойдём. Вот сюда, прошу…

Я чувствовал, как скользит по коже девушки шёлковая ткань платья, как легко изгибается её спина под моей рукой.

Мы прошли мимо высокой, под потолок, богато наряженной ёлки. Та стояла в центре зала, и возле неё расположился оркестр со скрипками, флейтами, виолончелью и контрабасом.

Оркестр засуетился — заиграла музыка. Я сразу узнал мелодию и даже вспомнил название: «Однажды в декабре».

— Вы ведёте меня танцевать? — с улыбкой осведомилась Милана.

— Да, — ответил я, повернувшись к ней и взяв за руку. Только тогда заметил, что на её предплечьях, пропущенный за спиной, лежит тонкий полупрозрачный палантин.

Зазвучали первые аккорды, и я, прижав к себе Милану, сделал шаг ей на встречу. Девушка, серьёзно подняв на меня глаза, отступила. Тогда я шагнул в сторону, и мы закружились в вальсе.

Вокруг нас появилось несколько пар. Среди них я увидел Егора — без пиджака, но в жилетке на сияющей белизной сорочке — и Андромеду — в пышном платье цвета неба. Егор, держа Андромеду за пухленькую талию, озорно подмигнул мне. Я, улыбнувшись краешком губ, кивнул.

— Кто там? — спросила Милана, заметившая мой кивок.

Я повернулся вместе с ней, и она тоже увидела наших коллег.

— Такие красивые, — сказала Милана, подняв на меня сияющие глаза. Я улыбнулся и начал смотреть в сторону.

И тогда снова увидел Катерину с Пингвином. Они не танцевали — всего лишь стояли в толпе и наблюдали. Я решился подойти поближе и, вальсируя, повёл Милану в их сторону.

Певица держала руки так, словно бы мёрзла, и я приметил странное отрешение на её лице. Взгляд был опущен, она не смотрела на танцующих. А Пингвин, в отличие от своей спутницы, был весел и вёл активную беседу с белоснежным Леонидом, не забывая обнимать пассию толстой рукой. Его бульдожьи брыли энергично тряслись, и казалось странным, что с них не капает на пол тягучая слюна.

Когда мы были уже шагах в пяти от них, я спросил Милану:

— Ты не знаешь, что за господин вместе с… дамой в красном?

Мы сделали оборот, так что Милана смогла разглядеть тех, о ком я говорил.

— Это же Магомедов, — ответила девушка. — Наш заказчик. — Она хихикнула. — Для него ты пишешь «Басню стужи и зноя».

— Серьёзно? Магомедов? — удивился я. — Мне всегда думалось, что он выше.

Музыка закончилась. Кавалеры и их дамы остановились, отступили друг от друга и начали раскланиваться рукоплещущей публике.