Райский Град
Шрифт:
— Извините, — сказал я и сел, надеясь, что никто не станет приставать ко мне с расспросами.
История Гордомунда, принявшая неожиданный вид, висела передо мной на мониторе. Осталось добить всего пару предложений, и можно было нести работу Демьяну Алексеевичу.
6 августа 1585 Гордомунд, Ермак и 50 воинов встали на ночлег у реки Иртыш. Уже легли спать, как вдруг напал Кучум. В неравном бою погиб почти весь отряд, остались только Ермак и Гордомунд. ГГ пытался призвать силы природы на защиту, но духи предательски хранили молчание. Раненый Ермак бросился в реку и попытался доплыть до стругов, но утонул под тяжестью доспехов.
Гордомунд лежит и смотрит в звёздное небо, но обнаруживает, что вокруг, как грибы, вырастают одно-, двух- и трёхэтажные дома. Он переместился в 1917 год. Конец четвёртой книги.
Я следил за ней в вагоне метро, сдвинув шляпу так, чтобы поля касались переносицы. А до этого шёл, паря трубкой, от самой работы до станции. Девушка шла впереди по тротуару, и огромные хлопья снега садились на её шляпку, на пушистый воротник, на сумочку, висевшую на согнутой руке… А те снежинки, каким не посчастливилось зацепиться за прекрасную леди, падали на тротуар и испарялись, встретившись с антигололёдным покрытием…
Она сидела и что-то читала, порой поглядывая в окно на новогоднее сияние ночного города. С моей позиции — среди стоящих с суровыми лицами мужчин — не было видно, какую книгу она держит в руках. Я решил рискнуть и подойти чуть ближе. Свернув газету и засунув за пазуху, двинулся вперёд. Но чтобы буквы стали различимы, нужно было подойти почти вплотную, чего я не мог себе позволить. Пришлось уповать на то, что увижу обложку, когда закроет книгу перед тем, как выйти на своей станции… И точно: Достоевский, «Идиот». Издание ещё советское, раритетное и увесистое. И как оно влезло в её сумочку?
Держась за шляпу, вышел следом за ней. Поток людей подхватил нас и неторопливо повёл к спуску с эстакады.
На улице она зачем-то обернулась и скользнула взглядом по мне и идущим рядом людям. Неужели заметила преследование? Нет, темп её шага не изменился, значит, всё в порядке. Но когда мы свернули в пустой переулок около «Муравейника», она вновь обернулась и сказала:
— Роман, вы за мной шпионите? Прошу, перестаньте, мне от этого не по себе.
Сгорая от стыда, я вышел из тени.
— Милана, прошу, простите меня.
— За это? — Она с улыбкой указала на меня подбородком. — Прощаю. Но могли быть и посмелее. У нас всё-таки уже было свидание. Бал прошёл замечательно…
— Но мы ушли порознь, — вставил я, медленно приближаясь и волнуясь, как мальчишка. — Я бы хотел извиниться…
Милана двинула плечами.
— Вновь извинения? — спросила она, делая шаг навстречу. — Это мне нужно извиняться, ведь я сбежала от вас…
Такого я точно не ожидал услышать. Нет-нет, не может быть, я, наверное, сплю. Вот стою перед ней, и она вместо того, чтобы отвесить мне пощёчину, извиняется?.. Перед тем, кто её бросил, кто провёл ночь с другой?
— Милана, вы не должны… — Я не знал, что сказать. Совесть сжигала меня изнутри. Я выпалил первое, что пришло в голову: — Ваше стихотворение было прелестным!..
— Спасибо, Роман, — сказала она. — Мы ведь уже перешли на «ты»? Подними шляпу, мне хочется видеть твои глаза.
Чуть сдвинул назад.
— Так лучше. — Девушка улыбнулась. — Идём,
я расскажу, почему ушла с бала так рано.— Куда мы… пойдём?.. — Я тупо повернулся за ней, тронувшей меня плечом и прошедшей мимо.
— В «Авеню», конечно же, — ответила она, показав свой профиль. — Ты же любишь этот ресторан, правда?
Она всё решила за меня, и я не смел противиться — Роман Снеговой понимал, что виноват, хоть Милана и думала по-другому. Этот вечер, однозначно, он должен провести с ней.
Но в «Авеню»? Ведь Катерина может быть там. Стоит ли так рисковать?
По пути к ресторану я пытался узнать, какое из заведений Града любимое у Миланы и, может, не пойти ли лучше туда? Но девушка была непоколебима. Её будто тянуло к месту, где мне вместе с ней не хотелось появляться ни в коем случае. Но в голову не приходило ничего, что могло бы изменить наш маршрут, а мои редкие предложения по этому поводу уже начинали казаться подозрительными.
Павел встретил как всегда радушно: горячо пожал мне руку, а Милане помог снять шубку. Но когда мы прошли в зал, он взял меня за локоть и, дотянувшись до моего уха, сказал:
— Роман, к сожалению, ваш столик занят. Я его всегда держу свободным в это время для вас, но сегодня…
Он указал подбородком в «мой» угол. На стуле, где обычно сижу я, восседал господин в коричневой жилетке, белоснежной рубахе и шляпе. Его лицо было в тени, и мне удалось разглядеть лишь щетинистый подбородок и гаденькую полуулыбку. Что-то знакомое? Вроде, нет.
— Прошу, — сказал Павел, провожая нас к столику в другом конце зала.
Я бросил торопливый взгляд на сцену — квартет играл спокойную джазовую мелодию.
— Уютно тут, — сказала Милана, садясь напротив. — И часто ты здесь отдыхаешь?
— По возможности — каждый день, — ответил я, пододвигая к себе журнал-меню.
Я чувствовал напряжение. Меня всё одолевала мысль, что Катерина вот-вот выйдет на сцену и увидит меня с Миланой.
Девушка, посмотрев в сторону, опёрлась локтями о стол и потянулась ко мне. Сначала подумал, что хочет поцеловать и уже подставил щёку, но тут услышал:
— Этот тип всё пялится на нас.
Я посмотрел на свой столик, занятый чужаком, но так и не увидел глаз. Почему Милана решила, что он смотрит именно в нашу сторону, осталось загадкой.
— Не обращай внимания, — успокоил я, улыбнувшись. — Просто мы ему нравимся.
Милана, наклонив голову набок, задумчиво подняла глаза. Этот жест показался мне кошачьим. И только сейчас я заметил её обтягивающую чёрную блузу. Ну, женщина-кошка.
— И ты сидишь здесь один? — спросила она.
Я сначала не понял, к чему этот вопрос, но быстро уловил нить.
— Да, — ответил я. — Мне нравится в одиночестве сидеть за моим столиком, потягивать что-нибудь крепкое и парить трубкой, слушая музыку.
— Разве у тебя нет тех, кто рад составить компанию? — Милана замолчала, ожидая ответа, но тут добавила: — Я имею в виду друзей.
Ещё одна тема, что мне не хотелось касаться. Когда-то у меня были друзья. Волчья стая, всегда неразлучны. Неразлучны… Жизнь раскидала нас по разным углам, как глупых щенят. Каждый тянул одеяло на себя. И эта ревность… Тупая, безобоснованная ревность. К деньгам, к положению, к девушкам. Нет, мы совсем не были теми товарищами Ремарка. Мы были друзьями. Друзьями с самого детства. Но вот уже третий год не собираемся вместе.