Русская поэзия Китая: Антология

ДЫМ

Клубятся космами седыми, Лохматой сизой бахромой Безгласые, глухие дымы За исчезающей кормой. За облаком закатно-алым Изгибами драконьих лап Ползет движением усталым Просвечивающая мгла. Слабеет, исчезает в небе, Лишь облака и волн раскат… И кажется, вся жизнь, как небыль, Как дым, растаявший в закат. 4 апреля 1945

КАРУСЕЛЬ

Ноет шарманка и дети визжат В воздух взмывают роскошные кони. У балагана подпорки дрожат, Цепи скрипят от веселой погони. Взрослые тоже несут пятаки В круг увлекающих пестрых качелей, И, разгоняясь, летят седоки За полосатый брезент карусели. Шумной, хохочущей, шалой гурьбой Носятся — только не долго гулянка! «Крутится, вертится шар голубой», — Смехом сквозь слезы взывает шарманка.

АНГЕЛЫ

Ничего не осталось. Но в дали, В неизвестность и тьму, но вперед Темный ангел последней печали Устремляет свой острый полет. И над временем в сумрак лиловый — Пусть венчают страданье венцом — Поднимается тенью суровой Человек с полумертвым лицом.

ЕЛИЗАВЕТА РАЧИНСКАЯ

ВЕСЕННИЕ ТРИОЛЕТЫ

Сад в цвете яблонь, в белой пене, И дверь раскрыта на балкон. «Сойди», — зовут меня ступени… Сад в цвете яблонь, в белой пене, Восторг душистых снов сирени И первый царственный пион. Сад в цвете яблонь, в белой пене, И дверь раскрыта на балкон.

* * *

О чаша солнечной эмали, Ты до краев полна хмельным. Судьбой начертаны скрижали… О чаша солнечной эмали, Я разобью тебя сама ли, Прильну ль к тебе, отдам другим. О чаша солнечной эмали, Ты до краев полна хмельным.

* * *

Смотреть на буйный сад весенний И медлить, медлить, не входить… Боится сердце совершений. Смотреть на буйный сад весенний Пить гамму красок, ощущений. Сплетать в одно двойную нить. Смотреть на буйный сад весенний И медлить, медлить, не входить.

ПОДРАЖАНИЕ КОРАНУ

Дыханье жгучее обманных снов пустыни, Но путник сладостной надеждою влеком: Спасение дает издревле и доныне Из камня сложенный прохладный водоем. Для всех прозрачных струй доступна благостыня. Создавший спит давно в песках глубоким сном, Но дело рук его, живой любви святыня, Горит сквозь мрак веков немеркнущим огнем. Сверкающей игрой волшебного обмана В скитаниях земных встает фата-моргана, Но лишь безумные ее приемлют власть: Неисчерпаемо, таинственно-глубоко; Колодезь мудрости, учение пророка, И смертным всем дано к воде его припасть.

НА ДОРОГЕ К КЛАДБИЩУ

В вечерних сумерках, когда закат погас, Я долго шла пустынною дорогой. Безмерный вид полей, как будто в первый раз, Мне душу поразил своей печалью строгой. Как странно обнажен, как скуден их простор, Как, распростершись ниц, земля нага и сира… Не в них ли в этот час, как жалобный укор, Вселяется душа тоскующего мира? Харбин

«Жизнь мнится мне неверной и случайной…»

Жизнь мнится мне неверной и случайной, От тени тенью, отраженьем снов, Пустой мечтой, игрой необычайной, Насмешкою неведомых богов. Все ж смутно жду минуты откровенья. О, дай ответ, единственный, простой! Дозволь постигнуть тайное значенье И тайный смысл судьбы моей земной! Но дни идут — и тяготит молчанье. Все строже взгляд, печальнее лицо. Ненужное, мучительное знанье, Бессильное разъять зловещее кольцо!

ВЕСНА В НОЯБРЕ

В лицо нам ветер бьет упругий и порывный, Рожденный нынче югом на заре… Мне внятен глас его, тревожный и призывный, Будящий Май в железном Ноябре. Какая острота!.. На грани увяданья, В преддверьи дней томления и мук Вдруг уловить весны нежнейшее дыханье, Начала и концы в один сомкнувши круг.

В ЗАКАТНЫЙ ЧАС

В закатный час все линии так четки В моем окне… в закатный тихий час… День ноября, тоскливый и короткий, Безрадостный для равнодушных глаз. Но мы с тобой, мы — чудаки-фантасты, И музыка нам слышится во всем, Милы нам осени капризы и контрасты, И глубже дум прозрачный водоем. Смотри, смотри, как дали потемнели, Стремителен последних листьев лет, Запели грустные осенние свирели, Забвенья снег на все, на все падет… В моем окне мутнеют очертанья, Разлучница, в него вползает тьма… О, не грусти, в иное верь свиданье… Снег повалил… метель поет… зима!

ИЗ БАРИМСКОЙ ТЕТРАДИ

Поднимемся еще… Вон камень, крытый мохом, На выступе скалы… Мы сядем там вдвоем И будем радость пить одним блаженным вздохом С зеленой чащею… Забудем обо всем. Взгляни, как высоко забрались мы с тобою: Стальной полоскою внизу чуть блещет Ял, А дальше, там, где синь слилась с земной чертою, Он в грудь зеленых гор вонзился, как кинжал. Как горячи лучи! Как крепок запах хвои И терпкий аромат багульника и трав! Какая полнота в сияющем покое. Топазов, бирюзы и хризолитов сплав! Потом, когда, насквозь пронизанные солнцем, Мы спустимся с тобой к прохладе горных струй, И светлый водоем лазоревым оконцем Блеснет и утолит, как первый поцелуй, — Быть может, мы спугнем неловкими шагами, Паденьем из-под ног сорвавшихся камней Косулю с кроткими и нежными глазами, И, золотом сверкнув, нагорных струй вольней, Она взнесет туда, к отвесным горным кручам, Свой трепетный испуг и бег — почти полет… И снова тишина… Бежит родник певучий, И день сияющий над сопками плывет.

ЛОТОС

Китая бедный сын, оборванный и грязный, Едва прикрыта бронза, нагота… На голове лоскут, убор своеобразный. Его удел работа, нищета… Полудикарь и я… О, как во всем мы разны, Но сблизила нас странно красота: Едва раскрывшийся, восторг мечты экстазной, Цветок священный, лотос, чистота. Ладонью защитив, он нес его так нежно. «Эй!» — и монет соблазна полный звон. Как удивленно оглянулся он! Жест отрицания был царственно небрежен! Раздумье… Узких глаз мгновенный блеск и жар, И лотос он, бедняк, мне протянул, как дар!