Сара Фогбрайт в академии иллюзий

— Граф на мели, — сказал Сэм. — И картины подделанные.

— Ага, ещё и так грубо, — поддакнул Персиваль. — Ишь ты, богатый и знатный…

— Вы умеете распознавать подделки? — с уважением спросила я. — Даже не приглядываясь?

— А чё приглядываться, — пожал плечами Сэм, — ежели мы оригиналы в музее видали. Ну, не знаю, как вы, а я бы хлебнул горячего, пока не остыло!

К сожалению, мы опоздали: чай заледенел, пока его несли. Кто-то сильно сэкономил на заварке и ещё сильнее — на сахаре.

— Ох, даже у нас в столовой делают чай лучше, — поморщившись, сказала я.

— Я вам больше скажу, мисс, — хмуро сообщил Сэм. — Даже у нас подают не такие помои. Я так думаю, когда граф обещал нам несколько славных деньков в столице, он не имел в виду театры и рестораны, а?

Поразмыслив, мы сошлись на том, что так даже лучше. Ведь мы собирались искать тайник, а он находился, вернее всего, где-то в доме.

— В потайном ящике стола, — предположил Персиваль. — Или ко дну прикреплён снизу.

— Ну, слишком просто! — возразил Сэм. — За зеркалом или картиной.

— А это, значит, не слишком просто? — хмыкнул Персиваль. — За панелью в стене.

— Под половицей ещё.

— В карнизе, а то и в нескольких! Если бумаги в трубку свернуть…

— А то, может, в матрасе зашиты, а граф сверху спит.

— О! Сэм, помнишь тот роман, где ступенька на лестнице откидывалась, а под ней пистолет? А ещё сундук с двойным дном: сверху будто вещи, а за подсвечник тянешь, щёлк!

— Или в винном погребе, в бочке…

— Ну, в бочке был потайной ход!

— Так и чё, тайника быть не может, по-твоему?

Они заспорили.

Они знали страшно много мест, где бывают тайники: и за кирпичами в стенах, и под нажимными плитками, и в каминах, и в книгах, и прямо внутри балок. Увы, это ничем нам не помогло! Такой особняк мы могли обыскивать вечно.

— Может быть, дождёмся мистера Хардена? — предложила я. — У него был план.

Сэм и Персиваль так посмотрели на меня, будто я несла страшную чушь.

— Ну и зачем мы тут тогда? — спросил Персиваль. — Чего не остались на практике? Разумеется, мы первые найдём тайник! План мистера Хардена ещё, может, и не сработает.

— Во-во, — сказал Сэм. — Как граф был в отъезде, мистер Харден туточки ничего не сыскал. Я б на него не особо надеялся.

Похоже, они совсем не верили в мистера Хардена. Мне даже стало за него обидно. И в то же время, что скрывать, мне ужасно хотелось самой раздобыть документы и чертежи и гордо ему вручить, когда он явится.

Хлеб оказался чёрствым. Доев, мы решили осмотреть дом. Ведь нет ничего дурного в том, что дочь хозяина, впервые оказавшись в семейном особняке, хочет им полюбоваться?

Увы, любоваться было особенно нечем. На лестницах сохранились крепления для держателей, но ни следа ковров. Бирюзовая краска на перилах местами облупилась. Почти никакие двери не поддавались нам: их заперли и, судя по пыльным ручкам, давно не открывали. Мы нашли только круглый золотой кабинет с купольным потолком, красную комнату с мебелью под чехлами, где в былые времена принимала гостей какая-то дама, и музыкальный зал с роялем. Я полюбовалась инкрустацией в виде танцующих фигур, Сэм заглянул под крышку, а Персиваль нажал на клавишу. Раздался слабый гул и отчётливый стук.

— Ну, он не станет хранить важные бумаги там, куда и носа не кажет, а? — шёпотом спросил Сэм.

В этом зале, обширном и пустом, каждый звук отдавался эхом.

Я сделала несколько танцевальных движений, представив, что шахматная плитка на полу блестит, и хрустальные лампы горят, отражаясь в ней и подсвечивая золотую лепнину и роспись на потолке. Когда-то, наверное, здесь было красиво, а сейчас рисунок потемнел — даже не разобрать, что на нём.

Вряд ли граф держал документы под одной из этих плиток.

— А где его кабинет? — так же шёпотом спросил Персиваль. — По-моему, разумнее начать оттуда.

Мы отправились на поиски кабинета и обнаружили его на втором этаже.

Граф приятно проводил время у натопленного камина, читая книгу. На низком столике перед ним стояло блюдо с нарезанной ветчиной, горкой лежали сэндвичи с огурцом и красной рыбой, а в расписной чашке из тонкого фарфора явно был не только чай, но и некая янтарная жидкость из бутылки, которую граф при нашем появлении задвинул подальше.

Он невольно сделал жест, будто пытался книгой прикрыть тарелки, но, заметив наши заинтересованные взгляды, сунул книгу за спину, под подушку. Я успела разглядеть надпись на обложке: «Запретная любовь». Хильди бы оценила.

— Вы чего-то хотели? — спросил граф, уже полностью овладев собой, и скрестил руки на груди. — Бернардита, с любыми вопросами ты можешь обращаться к миссис Колин.

— Мы просто осматриваем дом, папа, — беззаботно сказала я. — Ах, какая чудесная комната! Столько картин, а за той дверью, наверное, спальня…

— И зеркало над камином, — явно с намёком сказал Персиваль. — И какая любопытная вставка из жёлтого мрамора, а эти подсвечники по бокам! Неужели в наше время кто-то ещё пользуется свечами?

— А шкафы! Сколько книг, — покачал головой Сэм. — Лампы, выступ над дверью, напольные вазы из Ригерина…

— Как красиво, — упавшим голосом подытожила я.

Тут был ещё ковёр, и три окна — и карнизы над ними, и бюсты на шкафу, и диван с подушками, и круглый столик с множеством выдвижных ящиков, и коммутатор, и часы. Всё до того пёстрое, красное, зелёное, синее, чёрное, что глаза разбегались, не останавливаясь ни на чём. Где искать документы? Они могли быть где угодно!

Довершая всеобщую пестроту, в бело-синем высоком горшке цвели розовые орхидеи, а в углу распустила перистые листья какая-то пальма.

— Миссис Колин уже принесла вам чай? — поинтересовался граф и прибавил с некоторой гордостью: — Это белый чай из Ардузии.

Мне доводилось пить белый чай из Ардузии, и я могла поклясться, что это не он, однако не стала огорчать графа и восхитилась. Он снисходительно выслушал мои восторги, деликатно дал понять, что теперь хотел бы остаться один, и мы вернулись в свою комнату.