Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
— Победа! Хо-хо! Будет знать, как это самое!
Опустившись на колено, мистер Харден защёлкнул на запястьях комиссара наручники.
— А это кто вообще? Чё мы его били? — вполголоса спросил кто-то.
— Да погодь, куды спешить? Щас и разберёмся…
Комиссара отволокли в лавку и усадили на стул. Выглядел он жалко: весь в снегу, который теперь начал таять, и в муке. Фетровая шляпа превратилась в блин. Хильди отыскала её снаружи и заботливо водрузила мистеру Твайну на голову.
Лавка была крошечная: три ступеньки от двери вниз, до прилавка четыре шага. На полу — плитки с цветочными узорами, от бежевых до коричневых,
Здесь и сесть-то было негде, так что господин Сторм, пыхтя, убрал за прилавок тяжёлые весы с двумя чашами и сдвинул в сторону круглую разделочную доску с устрашающего вида ножами (один походил на пилу с двумя ручками, второй — на вилку тролля, если бы тролли пользовались вилками). Низкий гномий прилавок сошёл за скамью для тех из нас, кто был выше ростом. Хильди и Сэм примостились на нижней ступеньке лестницы, ведущей в дом.
— Чё это, небось тоже какой-нить граф? — спросил господин Сторм и, щёлкнув рычажком, разжёг лампу, но она дала мало света. — Погодь, я эту усатую харю в газетах видал. Да это ж наш комиссар!
Дверь оставалась открытой, и я отчётливо услышала, как на улице кто-то сказал:
— Комиссар? Ну, меня туточки не было!
Тут же все, кто стоял у порога или заглядывал в лавку, исчезли. Снег заскрипел под быстрыми шагами, неподалёку хлопнула дверь, и на улице стало очень тихо.
Комиссар сидел, наклонясь вперёд, и тяжело дышал. Казалось, он вот-вот упадёт. Но я его недооценила: он поднял голову, обвёл нас мутным взглядом, отыскал мистера Хардена и сразу пошёл в атаку.
— Что ты устроил, совсем с ума сошёл? Я отдал приказ, у тебя было дело в столице. Нет, он явился навестить дочурку на праздники! Ты накопал хоть что-то на Камлингтона? Хоть что-то, Бернард? Чертежи, показания свидетелей? Или ты занят исключительно своей семейной драмой?
Мистер Харден так сжал челюсти, что на щеках заиграли желваки. Ноздри его раздулись. Подавшись к комиссару, он гневно сказал:
— Мне любопытно, Томас, какую роль ты сыграл в моей семейной драме, как ты выразился. Не поделишься? Я уже понял, что ты знал всю правду о Камлингтоне и его планах на Бернардиту. Как ты мог ничего мне не сказать? Как ты мог отослать меня именно теперь? А если бы я не вернулся, кто защитил бы мою дочь?
— Ты знаешь моё мнение! — рявкнул комиссар. — Она не твоя дочь. Она дочь этой ужасной женщины, на которой ты по ошибке женился, и я всегда говорил: тебе следует с ней разойтись и завести нормальную семью и собственных детей, как у меня с Мэри. У этой девочки уже есть родители, которые о ней позаботятся.
Мистер Харден занёс руку и несколько раз сжал и разжал кулак. Было видно, что он едва сдерживается. Комиссар невольно отклонился и заморгал.
— Давай, ударь меня, — подначил он. — Ты знаешь, что я прав.
Мистер Харден так стиснул пальцы, что они побелели, и сказал дрожащим от злости голосом:
— Я не ударю тебя лишь потому, что ты скован. Позаботятся? Позволь представить тебе мисс Фогбрайт.
Он указал на меня.
— Прежде чем отправляться на практику, они с Бернардитой в шутку поменялись внешностью. Они отличаются ростом, фигурой, манерами… Мисс Фогбрайт провела несколько часов в компании моей жены, и та не заметила подвоха. Примерная
мать, не правда ли? Это мисс Фогбрайт приходила к тебе, и это её ты отдал Камлингтону!— Фогбрайт? — подняв брови, удивлённо пробормотал комиссар и присвистнул. — Из тех самых Фогбрайтов? Мог выйти знатный скандал. Почему вы ничего не сказали мне, мисс?
— Я пыталась, — ответила я с обидой, — но ведь вы не стали слушать. Помните, вы отмахнулись — мол, работаете и страшно заняты? И это когда я сказала, что мистеру Хардену грозит смерть!
В это время на улице прогремел выстрел.
Мы всполошились, но тут же раздались детские крики и смех. «Дай мне!» — завопил кто-то из тройняшек. «Нет, моя очередь!»
— Это чё они там, с тростью играются? — засопев и нахмурившись, предположил господин Сторм. — Ну, я ухи-то им щас оборву…
— Пусть их, — остановил его мистер Харден. — Она совсем не опасна, дым безвредный… Если ты ещё не понял, Томас, Бернардита — моя дочь.
— Это не твоя… — начал было комиссар, но мистер Харден его перебил.
— Она не «дочь этой ужасной женщины» и уж точно не дочь Камлингтона, и я не отдам её им и не позволю, чтобы ей причинили вред. Пойду хоть против всего мира, если придётся. Уясни это себе, наконец!
Ах, как жаль, что Дита не слышала! Я подумала, что непременно передам ей эти слова, как только смогу. Она должна знать.
На улице вновь прогремел выстрел, а вслед за этим раздался звон стекла.
— Я пытаюсь сказать, что у мальчишек не твоя трость, — сумел вставить комиссар. — Потому что она в углу, вон там. У них мой пистолет.
— Чё?! — заорал господин Сторм и вылетел наружу.
Вскоре Джейси пронёсся мимо нас к лестнице, потирая зад. Его братьев господин Сторм привёл за уши. Они морщились и поскуливали. Хильди сделала такое страдальческое лицо, будто это ей влетело, и явно хотела вмешаться, но отец сурово зыркнул на неё из-под косматых бровей. Хулиганы были переданы матери, и госпожа Сторм увела их, ворча.
Со всей этой суетой мы потеряли нить разговора, потому ненадолго повисла тишина. Сэмюэль вставал со ступеней, чтобы тройняшки могли пройти, и теперь не спешил садиться, а топтался, глядя на мистера Хардена, и наконец нерешительно спросил:
— А что у вас был за приказ? Ну, что вам требовалось разузнать про графа Камлингтона? Что-то, что ему навредит? И отчего именно теперь?
— Хороший вопрос, парень, — сказал мистер Харден и обратился уже к комиссару: — В Энсворде, сидя за решёткой, я слышал, как этот титулованный хлыщ велел тебе разобраться со мной, а ты не стал ему возражать. Как он взял над тобой такую власть, не объяснишь? Нам вообще приказывали под него копать, или это твоя личная инициатива? Сдаётся мне, ты крепко сидишь на крючке и ищешь пути соскочить.
— Не твоё дело, — хмуро сказал комиссар. — Главное, что мы на одной стороне.
— Неужели? Знаешь, Томас, я вот всё думаю: что было бы со мной, если бы не подоспела помощь?
— Разумеется, я вытащил бы тебя!
— Вытащил бы! Звучит смешно, не находишь? Ради Первотворца, Томас! Меня удерживали по надуманному обвинению. Ты мог их всех размазать, с твоей-то властью — а ты извивался там, как червяк! Вытащил бы, надо же… Сознавайся, чем тебя держит Камлингтон.
У комиссара сделалось такое страдальческое лицо, будто ему рвали зуб. Он посмотрел влево, потом вправо, поднял взгляд и ответил: