"Северная корона". Компиляция. Книги 1-13

Помилование никому не полагалось. Служители швырнули парня за дверь, один последовал за ним, другой остался снаружи. Крик, который очень скоро донесся изнутри, не был даже похож на голос человека.

Лорене хотелось помочь ему. Броситься туда, избить этих проклятых служек – она могла бы! Но на таком ее достижения и закончились бы. Она видела, как много под землей охраны, со всеми она бы не справилась. Да и эти дети, выросшие в культе, сами бы вонзили ей нож в спину… Поздно их спасать. Давно уже поздно.

Она посмотрела на своего спутника и заставила себя натянуто улыбнуться:

– Думаю, нам пора идти. Я… Сегодня я увидела достаточно.

* * *

Молодняк был хорошим: крепким, в меру наглым, любопытным. Отбраковки Саргон вообще не нашел. Хотя, быть может, их сожрали еще до того, как он проверил кладку. Это Нинки ему когда-то удалось спасти в последнюю минуту, в целом сейкау не были милосердны к больным детенышам.

Он раздумывал об этом, мелко нарезая мясо в мастерской. Он слишком много времени потратил на патрулирование джунглей, сейкау не успевали охотиться, и теперь нужно было подкормить их. Занятие это было долгое, скучное, но Саргон никому его не доверял – и никому не позволял беспокоить себя, пока он оставался в мастерской. Слуги об этом знали, и неизвестно, чьего наказания они боялись больше: его или Мешхе.

Раньше не было ни одного человека, который решился бы нарушить запрет. Теперь вот один появился.

Пленница вошла в мастерскую нагло, как в свой собственный дом. Сейкау, ожидавшие мяса, зашипели на нее – как на конкурентку. Девица, раньше шарахавшаяся от них, теперь не обратила на угрозу никакого внимания. Она училась раздражающе быстро.

Первым его желанием было послать ее в зад унгаху, но Саргон сдержался. В пленнице что-то изменилось. Обычно она старалась держаться от него подальше, а если их пути пересекались, она смотрела на него с вызовом. Теперь же она казалась задумчивой, почти печальной и явно не рисовала в воображении пытки. Это интриговало, да и могло его позабавить. Саргон не стал ее прогонять, но вопросов не задавал. Он не сомневался, что она все расскажет сама.

– Даг-Мескалам сегодня водил меня в школу Глашатаев.

Саргон усмехнулся, не поднимая головы. Даг-Мескалам был еще глупее, чем он ожидал. Ветвь крови великих жрецов определенно находилась под угрозой.

– Ты ведь тоже там учился? – продолжила пленница. – И ты проходил все те испытания… Каким зверем тебя мучили? Сейкау?

– Юваром, – безразлично отозвался Саргон. О том, что тот день до сих пор преследовал его в ночных кошмарах, девице знать не полагалось. – Не мучение.

– А по-моему всё там мучение… Или издевательство, как посмотреть. С вами обращались так, будто вы оружие…

– Мы – оружие.

– Вы люди.

– Мы лучше.

– Да, наверно, тебе удобней считать так… Не думай, что я тебя жалею или это хоть как-то меняет мое отношение к тебе. Не важно, через что ты прошел, это не дает тебе права убивать! Я просто хотела тебя спросить… Сегодня я видела очень странный урок: учеников привязывали к столбам и жестоко избивали. Тех, кто падал, наказывали. Мне сказали, что через это проходят все… Ты тоже проходил? Тебя когда-нибудь наказывали? Я хотела узнать… что находится за дверью наказаний?

Он снова молчал, но на сей раз не по своей воле. В горле пересохло, голос не подчинялся. Саргон надеялся, что она уйдет, но пленница терпеливо ждала. Хотелось даже натравить на нее сейкау, однако это было бы слабостью – вот так поддаться.

Наконец он почувствовал, что сможет произнести нужные слова твердо.

– Я не знаю, что там. Меня никогда не наказывали.

Она окинула его долгим, испытующим взглядом – будто ложь отразилась у него на лице. Но пленница так ничего и не сказала, она просто ушла, оставив его наедине с проклятыми воспоминаниями, которые она умудрилась призвать…

Он до сих пор помнил тот столб. Чтобы хоть как-то отвлечься, Саргон тогда смотрел только на него, сжимал кулаки, терпел. От этого становилось чуть легче – но не сильно. Привыкнуть к ударам, срывающим со спины кожу вместе с мышцами, было невозможно. Лучшее, что ему оставалось, – это устоять на ногах.

Однажды он подслушал разговор двух смотрителей. Они говорили, что каждый ученик хоть раз должен пройти через наказание, это часть какой-то там программы. Получается, все они играли в игру, в которой невозможно победить… Тогда Саргон и обнаружил, что большая часть его ровесников уже прошла через комнату с наказанием.

Некоторые бывали в ней даже дважды. Они никогда не говорили, что там находится. Но они возвращались оттуда притихшими, дрожащими, как будто потухшими. Те, кто сразу после избиения у столба могли шутить и смеяться, после наказания забивались в угол, сворачивались, обхватывая себя руками, они словно старались занять как можно меньше места в пространстве. При этом Саргон не видел на них никаких серьезных ран, ничего страшнее того, что наносили лианами, смоченными разбавленным соком патисуми. Он пытался расспросить их, что там происходило. Они то плакали, то отмалчивались, то посылали его подальше.

Он решил, что не узнает. Он станет тем, кого никогда не тащили в комнату наказаний. Не важно, что там болтают смотрители, его не могут наказать просто так. От него только и требуется, что выдержать.

Первое время его сопротивление не замечали. Но постепенно стало ясно: учеников, еще не проходивших через наказание, остались единицы, смотрители сосредоточили на них пристальное внимание. За Саргона тогда взялся Барсал – рослый детина, в два раза больше ученика. Гигант с бритой головой и странным взглядом, будто свежей блестящей смолой наполненным.

Только Барсал теперь проводил испытания для Саргона. Смотритель бил так, как остальные не могли, бывали удары, от которых мир перед глазами темнел. Однажды после такого урока другие ученики сообщили Саргону, что в ране видно белую кость. Лекарь не сказал ничего, но от нескольких уроков его освободил. А потом все началось с начала.

– Ты все равно однажды упадешь, – шепнул ему Барсал. – Все падают.

Саргон ничего не ответил. Он уже тогда понял, как полезно молчание.

Конечно, он должен был упасть. Ему не оставили выбора. Какой бы выдержкой он ни обладал, существовал предел боли и страдания, который его тело попросту не могло выдержать. Саргон тогда и сам не понял, как это случилось. Он хотел держаться – и он собирался! Но мир вдруг закружился, тело наполнилось слабостью, а в следующее мгновение он обнаружил себя лежащим на полу в луже крови.

От боли он потерял сознание всего на миг, но этого было достаточно. Самодовольная ухмылка Барсала говорила, что молить о пощаде и просить о снисхождении бесполезно. Другие просили, разве это к чему-то привело?

Поэтому Саргон по-прежнему молчал. Он сжал зубы, подавляя гнев, горечь и злобу. Понятно, что Барсал от наказания не откажется – он слишком долго этого ждал. Но раз уж все так сложилось, Саргон собирался оставаться гордым до конца, не трястись и не рыдать. Что еще он мог сделать?