Шесть с половиной ударов в минуту

Мои мольбы ни на что не влияли. Я не могла взбунтоваться, поскольку сутки напролёт за мной трепетно следили. Никакого белого огня, пока рядом бессмертный, подавляющий зачатки пламени. Никакого внушения, покуда вблизи умеющие закрывать сознание. А швырять мебель в разные стороны – показуха и детские выходки.

И вот в какой-то момент случилась очередная трагедия. Грянула громом среди ясного неба, обрушив небосвод на наши несчастные головы. Это должно было произойти рано или поздно. Земля куда-то провалилась, и вместе с тем во мне уже не оставалось сил переживать.

Когда из похода вернулись двое бессмертных, никакого сюрприза уже не было. Отголоски накрыли нас за шестёрку дней до этого. И всё равно во мне бурлило негодование, смешанное с отчаяньем.

– Вы!
– я бросилась к старшим и в обличительном жесте направила на них палец.

– Двое подлецов, что бросили его! Это вы виноваты!

Мне хотелось разорвать их на куски. От злости плыло перед глазами, а в висках пульсировало. Хотелось орать, срывая голос. Вместо этого под ногами вернувшихся заполыхал такой яркий белый огонь, что, не отскочи они назад, их физические оболочки развалились бы углями. Такая мощь, словно за мной стоял непобедимый воитель и исполнял желания. Да только я знала, что не Сат’Узунд призвала пламя, а значит, сила была моей.

Цехтуу опомнилась первой, поджала губы и направилась в другую комнату.

– Может, нам всё же… - примирительно сказал Цеткрохъев ей вслед, - объясниться перед его ребёнком?

Королева поглядела на брата, затем мне за спину в угол, где зажалась Сат’Узунд, а потом в моё раскрасневшееся лицо.

– Знаю, о чём ты думаешь, - мрачно изрекла Цехтуу, обратившись ко мне, наверное, впервые с попытки убийства в церкви.
– Будто мы делали какой-то выбор, кому спастись, а кому погибнуть. Но это не так. Мы не бросали Сайтроми, потому что он не наша половина, и не ставили его жизнь ниже своей. Мы его любили. Твой отец погиб, сражаясь с врагом. И нам… - тут голос Королевы впервые дрогнул, - очень жаль.

Цеткрохъев кивнул в знак согласия с её словами и поклонился мне. Я закрыла лицо руками, не желая видеть весь этот проклятый свет.

Если Сайтроми больше нет, то как мне теперь жить? Что я буду делать без него?

Когда во мне бушевала непримиримая злость, я ещё думала с яростью: почему он не дал изгнать себя? Сейчас бы уже медленно восстанавливал форму, сидя на Нижнем этаже! А потом эмоции сменились пустотой. Все слёзы были выплаканы, и рыдания обрывались на первых минутах из-за недостатка влаги на глазах. Всё, абсолютно всё потеряло смысл.

Я лежала на месте, зная, что после такого удара точно не смогу восстановиться. Это конец. Мне до спазмов не хватало сурового взгляда и хмурого лица, ненормальных выходок и завидной предприимчивости Короля. И голоса… Жажда услышать его хотя бы раз сделалось болезненной зависимостью, и я повторяла про себя интонации отца снова и снова, будто заставляла музыкантов играть, не переставая.

Каждый день после моего пробуждения пережёвывал меня, прогонял по зубьям исполнившегося кошмара, выплёвывал совершенно поломанную и стёртую в пыль. И как в одном существе может умещаться столько боли, обиды, негодования? Хотелось разрушать. И теперь, как ни странно, это было невероятно просто. Белое пламя возникало тут и там по одной команде. Никогда ещё огонь не был таким послушным. Не верилось, что во мне хранилось такое могущество.

Нужный багаж прибыл с запозданием. Тратить силы было не на кого, так как главное я уже потеряла. За что сражаться? За Спустившихся? За мир, трещавший по швам? Мы были обречены, и замедлить нёсшийся в карьер экипаж уже нельзя.

Поначалу ещё теплилась надежда, что события можно повернуть вспять. Может, я сплю и вижу излишне реалистичное видение? А проснусь в лагере до объявления о гибели первого бессмертного? Я смогу предупредить их, рассказать об опасности…

А если не сон, то наверняка же есть силы, превосходящие богов, демиургов и пакостные артефакты. Некто уже подарил мне письмо Терпящей, значит, судьба Клепсидры не безразлична ему. Я звала долго – пока горло не охрипло и взгляд не затуманился от слёз.

В полубреду перечисляла все имена, которые приходили на ум, кроме бессмертных. И не сразу сообразила, почему за плечо меня трясёт Тигоол и порывается притянуть в себе. Впервые, глядя на её печальную мордашку, я задалась вопросом: а знали ли Спустившиеся о гибели господ? Почему строительство городов продолжалось в прежнем темпе, будто жителей не отягощали тяжёлые думы? Где траур? Почему не было слёз и громадных процессий?

Конечно, ответ до банального прост: Спустившиеся не были в курсе. Исчезновение младших с Ролуангэ держалось втайне даже от тех, кто обосновался на том материке. Разумно не сообщать народу ужасающую новость. Короли могли покинуть резиденции для переговоров или других своих дел. Мало кто поверил бы, что они уже не вернутся.

– О, Тигоол… - проскулила я, обвивая её шею руками.
– Исполни моё желание! Исполни его!

Сквозь рыдания я рассказала Спустившейся о трагедии и взмолилась, чтобы она вернула мне отца. Растерянная, подхваченная моим настроением девушка со стенаниями выдала, что не умеет воскрешать. Будто я этого не знала…

– Но ведь… разве он не восстановится спустя время? Все короли и королевы так делают.

Она не понимала. Да и как можно сходу поверить в гибель бессмертного? И почему самые важные вещи нельзя было загадать и получить в виде чуда?

– Ты плохая фея, - без осуждения сказала я.

– Знаю! Именно это я всегда и пыталась доказать старшей Королеве!

Мне казалось, что без Сайтроми у меня нет больше целей, хотя долгое время я провела на Верхнем этаже без него. Ведь обходилась раньше без его поддержки, да уже забыла, какого это – блуждать в одиночестве. Слишком много времени путешествовала рядом с ним. Его идеи отчасти передались мне. Он зажёг мою пустую, никчёмную жизнь огоньком значимости. Иногда я начинала бояться, что никогда не стану самостоятельной, что мне не избавиться от его контроля и опеки. И вот, лишившись всего этого, впала в панику.

Все его слова, взгляды жесты – как богат был Сайтроми внутренне. Если люди видели в нём неустрашимое чудовище, а Спустившиеся – сосуд, переполненный могуществом и справедливым отношением ко всему, то мне открывались самые тонкие грани его сущности. И то, наверное, не все. Ещё о стольком хотелось спросить у Сайтроми, столько услышать из его уст. Даже просто находиться рядом с ним было бы подарком судьбы, который я раньше не ценила.

Мои истерики проходили в одиночестве, потому что тот, кто мог прочувствовать моё состояние, не желал совмещать наши муки. Сат’Узунд куда тяжелее переживала за брата. Уверена, если бы Королева имела глаза, они не просыхали бы ни на секунду. Она уменьшилась и ужалась почти во всём: способности ослабели, так что будущее стало наполовину таким же загадочным, как и для не обладавших даром предвидения; восприятие мира сузилось до незначительного пятачка, и бессмертная часто натыкалась на предметы при ходьбе, чего раньше за ней не замечали; характером она уже не напоминала мудрую и мягкую, но при этом решительную Королеву. Сейчас Сат’Узунд походила на впавшую в депрессию вдову, которая намеревалась запереться до конца дней (своих или мира) во дворце, бросив все обязанности и игнорируя народ. Я надеялась, что со временем она оправится, хотя не могла осуждать её за то, что она сдалась. Половины, которая создавала нерушимый баланс, больше не было. Связь одной пары влияла на их силы и характеры, поэтому, оставшись наедине с собой, Сат’Узунд превратилась в покалеченную личность.

И ей не хотелось меня видеть. Я напоминала Сайтроми, но не являлась им. Если бы можно было совершить обмен, не задумываясь предложила бы свою жизнь. Пусть забирают у меня всё: белый огонь, годы, бессмертие, кровь… Однако и я была всего лишь половинкой, и одной такой девочки с разбитым сердцем явно недостаточно для равноценного обмена.

Другие же двое… Цеткрохъев, вероятно, отправился на подвластные сестре территории, чтобы вести оттуда политику, но Цехтуу осталась во дворце Сат’Узунд. И она тоже не торопилась утешить меня, что вышло бы тем ещё сюрпризом. Мы с ней не ладили с первого дня знакомства, и даже общая боль, казалось, не способна сблизить нас. Так я и думала, пока однажды она намеренно не отыскала встречи со мной в одной из многочисленных гостиных дворца. Цехтуу была в траурном серо-чёрном платье, всё ещё в шлеме, что смотрелся неуместно сейчас, в период скорби. Мне было любопытно, почему она ещё здесь? Неужели осталась поддержать убитую горем среднюю сестру?