Шесть с половиной ударов в минуту

Дворец был полон жизни, но ощущался пустым. Во дворе стоял фонтанчик, и я часто садилась на его бортик. Он напоминал мне уединённый фонтан в безымянном городе на юге, возле которого у нас с Рандареллом состоялся серьёзный разговор о Спустившихся и вседозволенности ордена Фасетто. Наверное, я вспоминала именно этот отрывок, потому что других примечательных фонтанов в моей жизни не встречалось. Правда, этот во дворе был чище и изящнее. Изгибы фигур ассоциировались со складками платья Сат’Узунд. Вроде бы у людей было поверье, что для исполнения желания нужно окунуть голову в воду. Спустившиеся не осмелились бы погружать свои макушки в фонтан господ, а возлагали ладони на мраморную рыбу, которая словно из любопытства вынырнула на поверхность возле самого бортика, и про себя повторяли желаемое. Я погладила голову статуи и сконфуженно отдёрнула руку. Что за детские игры? Всё равно мои просьбы оставались беззвучными для высших сил.

Интересно: если Шестеро вполне отчётливо слышали свои имена и даже часть разговоров, а Он и Она откликались, не имея конкретных имён, когда о них просто кто-то думал или заводил речь, то что насчёт Терпящей? Наверняка же Её звали как-то иначе. Когда Она ещё не покинула Клепсидру, слышала ли Она молитвы к Себе именно как к Терпящей, или это прозвище приклеилось к Ней уже после ухода? Эксперимента ради я вполголоса высказывала всё, что думала об этой безответственной неудачнице, называла Её нехорошими словами, пока не поняла, как это бесполезно. Если Терпящая и слышала меня в другой конце Вселенной, возвращаться для не менее яростного ответа Она не собиралась. А ещё мне стало не по себе, когда заметила, что, высказывая своё презрение к Терпящей, я в упор смотрела на своё отражение в воде. Будто все эти гадости предназначались мне. Но ведь и я не без греха. Отпустить их сейчас – значит, выйти на новый уровень. Избавить от груза вины и начать действовать более свободно.

Люди верят, что в каждом «чистом» творении (демоны к ним не относились) есть пылинка Терпящей. Смотря на своё отражение, думала, что и во мне могла бы найтись частичка Создательницы, да только всё это казалось глупостью. Если во мне и таилось что-то божественное, оно досталось от Сайтроми, а вовсе не Терпящей. Однако люди верят… и это удобно.

Тогда же мне пришла в голову ненормальная идея.

Найти в бесчисленных комнатах Цеткрохъев было непросто. Он скрывался в залитом солнцем помещении, и при входе лучи ударяли в глаза, слепили и лишали ориентации. Сам Король выделялся чёрным пятном на фоне достаточно тёмной мебели и казался инородным предметом не только в четырёх конкретных стенах, но и вообще мире. Я прикрывала глаза козырьком и часто моргала, привыкая к ослепительному свету, а затем стремительно поклонилась.

– Если бы Терпящая вернулась прямо сейчас, смертные приняли бы Её… такой, какая Она есть на самом деле?
– спросила я у Цеткрохъев, не особо заботясь, что он, похоже, был занят. Он что-то писал и не покинул стола, когда я нарисовалась в комнате. Ему не понравилась незапланированная встреча, однако мне нужен был совет. И не вспыльчивой Цехтуу, которую само упоминание Матери выводило из себя, а кого-то вдумчивого, мудрого и относившегося безразлично к теням прошлого.

– Что ты имеешь в виду?

– Культ Терпящей уже давно возносит не богиню и не воспоминание о Ней, а некий искажённый образ. Никто из ныне живущих не может знать, какой на самом деле была Создательница. А значит, Она настоящая, вернувшаяся из затянувшегося путешествия, могла бы не очаровать, а напугать и оттолкнуть своих самых преданных почитателей.

По правде, именно самые преданные и не хотели бы, наверное, никогда встречаться с настоящей Терпящей. А вот тем, кому было всё равно на Неё, кто не верил и никогда не задумывался о Ней как о личности, отреагируют спокойней.

– Всё равно, - бросил Цеткрохъев бесстрастно.
– Им важно поклонение божественному, чудо, забота кого-то свыше. Потому неважно, какой будет Терпящая. Главное, чтобы выполняла функции, которые от Неё требуют верующие.

– Какие функции могут быть у Создательницы мира, если Она уже создала его?

– Быть идолом. К чему эта демагогия?
– поморщился Король.
– У тебя нет дел?

– У каждого свои причины говорить о Терпящей. Простые люди справляются с тревогами и страхом перед неопределённостью, думая, что всё предрешено Ею или так или иначе получит Её одобрение или порицание. Церковь использует имя Терпящей для установление порядка и власти, - я медленно заходила по помещению, жмурясь на солнце.

– Мудрецы якобы исполняют Её волю, и чужим стремлением они живут из поколения в поколение. Представьте, что вдруг Терпящая возвращается, смотрит на всё происходящее и начинает распоряжаться, что людям следует делать иначе. Тут уж и Церкви придётся подчиниться, потому как, притворяясь приближенными к Терпящей, они пользовались Её именем для навязывания власти и уже не смогут выйти из повиновения.

– Для разминки фантазии неплохо. Только Терпящая не вернётся, - похоже, какое-то зерно интереса я в нём всё же посадила, поскольку Цеткрохъев отвлёкся от записей.

– А если Её место займёт кто-то другой?

Король поднял голову и вперил взгляд чёрных глаз в меня, так что по телу забегали мурашки. Его лицо избороздило меньшее количество складок и вмятин, чем у Сайтроми, однако Цеткрохъев всё равно выглядел старше.

– Других нет. А если ты про подставных божков, то такие уже появлялись. Церковь их быстро отлавливала. Она не терпит конкуренции к своей обожаемой Создательнице.

– А если Церковь сама объявит возвращение Терпящей?
– предположила я.
– Это произведёт фурор?

Хотя ответ был очевидным. Само собой, произведёт. Люди сойдут с ума от счастья, стоит продемонстрировать им объект поклонения. И неважно, как Терпящая будет выглядеть, главное, чтобы соответствовала параметрам божественного, иначе люди заподозрят подвох.

– Они никогда так не делали, - заметил Цеткрохъев.
– В них всё же есть уважение и страх перед гневом Терпящей, в противном случае давно бы уже посадили на трон своё божество.

– Если бы я жила в мире, который рассыпается на глазах, я бы хотела, чтобы к нам вернулась Терпящая и расставила всё по своим местам. Мне бы очень хотелось, чтобы Lux Veritatis указали на одну из женщин и сказали, что она – богиня, которая пришла спасти мир от разрушения. И если она сделала бы это, меня точно не волновал бы вопрос, старая это или новая Терпящая, - а поскольку в таком мире я и жила, Lux Veritatis обязаны быть открытыми к подобному аргументу.

Массивные часы у стены пробили полдень, обеденное время. Я совсем потеряла ему отсчёт с тех пор, как начала погружаться в беспросветную печаль.

– И где же найти такую Терпящую? Есть кандидаты на примете?

– Я этого не говорила, - насупилась я, припоминая, каким видением обладал Цеткрохъев и как это помогало ему в нашей беседе. Вроде бы он зрел нереализованные планы и потерянные возможности?

– Естественно, ведь не у всех есть талант взмахом решать проблемы в гиблом мире.
– Король протянул ко мне руку. Несколько томительных секунд я не могла сообразить, что он требовал, а потом неохотно дала ему письмо.
– Доказательство божественного, - бессмертный с шумом втянул воздух.
– Узнаю этот сладкий аромат всевышнего великолепия. Ты хранишь его слишком давно.

Со странной улыбкой он вернул письмо и пощупал отломанный рог. Я сомневалась, что тот когда-либо отрастёт вновь, ведь на личном опыте знала: многие раны никогда не заживают.

– Можно попробовать вынести тему Терпящей на предстоящих переговорах, - сказал Цеткрохъев.
– С прикрытием Церкви мы могли бы воссоздать свою Терпящую. И всё же не рассчитывай на многое: для Lux Veritatis подобное притворство смертельно оскорбительно.

Это звучало настолько кощунственно, что я не сдержала усмешки. Создать Создательницу заново… Lux Veritatis придёт в ужас, а ещё лучше, если бы страх пробил панцирь высокомерного самодовольства мудрецов. Их не оставит равнодушным факт «возвращения» Терпящей.