Служу России!

Сейчас только решается, кому быть посланником. Скорее всего, все-таки относительно молодому Жаку Иахиму Тротти, маркизу де ла Шетарди придется взять на себя эту функцию.

Лесток разочарованный вернулся на свою квартиру в Петербурге, сразу же направился к буфету, где должны были еще оставаться две бутылки французского вина. Пробка все никак не шла, и француз уже откровенно сквернословил не только на бутылку, не желающую открываться, но и на себя самого. Как же недальновидно повел себя он! Впрочем, даже сейчас Лесток не смог бы придумать, что же иного сделать, чтобы не допустить к Елизавете Петровне нового фаворита.

— Дзынь! — звон разбитого стекла заставил Иоганна Армана упасть на пол.

Он пролежал так с минуту, а после посмотрел, что же стало причиной того, что разбилось стекло в окне.

На четвереньках, опасаясь то ли выстрела, то ли еще одного брошенного камня, может быть, и того, и другого одновременно, Лесток приблизился к запущенному неизвестным снаряду. Камень был с привязанной к нему запиской. «Смерть за попытку смерти!» — было написано корявым почерком.

Лесток встал, покорил себя за трусость, сделал два шага в направлении разбитого окна, высунулся из него не страшась порезаться оставшимися в раме осколками стекла и заорал во все горло:

— Я не есть бояться вас! Приди и сразись со я!

Но никто не отвечал французу. А в кустах неподалеку твое мужчин сдерживались, чтобы не рассмеяться в голос.

Это уже не первое напоминание Лестоку, что за ним смотрят и что он слишком уязвим. Зачем такое делали? А чтобы француз понервничал, натворил глупостей и был списан за профессиональную непригодность. А еще нужно было отследить контакты Лестока, чтобы понять, насколько он опасен и влиятелен. Ну и для того, чтобы выявить французскую агентуру в Петербурге.

И расчеты оказались правильными. Медик явно запаниковал и стал обхаживать многие злачные места в поисках поддержки, в том числе и по адресам французов.

Иоганн Лесток отошел от окна и посмотрел на свою левую руку, на которую опирался, когда выкрикивал из окна. Она была в крови. Но вся ли это кровь, что выльется из француза в ближайшие дни?

От автора:

Попасть в юность? Кто откажется? Попаданец в поздний СССР.

Глава 12

Никто (…) не бывает равно предусмотрительным, задумывая план и приводя его в исполнение. В рассуждениях мы тверды, а в действиях уступаем страху. Фукидид

Петербург

25 июня 1734 года

— Её Высочество спрашивает, здоровы ли вы нынче? — говорила молоденькая служанка.

— С Божьей помощью. Так и передайте Её Высочеству, что с мыслями о ней и с верой в Господа любой недуг излечится, — говорил я в тот момент, когда доктор Шульц менял мне повязку.

Ох, проймет Лизу такой ответ, точно равнодушным не оставит! Она же ведь набожная блудница. Та, которой нравится быть в центре внимания мужчин. Вместе с тем, о чем красноречиво мне говорило и послезнание, Елизавета Петровна после каждого своего греха бежала в церковь замаливать проступок. Хотя… Если бы она так делала, то стоило бы остаться жить в церкви или в монастыре. Ибо грешила много, не набегаешься постоянно. Так что ответ дамочке понравится.

Я сжал правую, здоровую руку и напряг мышцы. Забавлялся так, прежде всего, с девчонкой, что принесла устные послания от цесаревны. Доктор менял повязку, что также было частью моей игры. Можно же было и подождать девице за дверью. Но нет… Теперь я мужественный, терпеливый, сильный, такой весь из себя. И это работало. Мне даже показалось, что девушка стала чуть чаще дышать.

Конечно, служанку цесаревны Елизаветы Петровны принимать в полуголом виде не следовало бы. Но я всё же посчитал уместным ещё немного проявить эпатажа. Из того, как бегали смущённые глазки девушки, я понял, что задумка была вполне удачной. Я улыбался девице, даже не скривился, когда у меня отдирали присохшую повязку от раны.

Кроме того, конституция тела моего реципиента была вполне подходящей даже для профессионального занятия спортом. Мышечная масса всего лишь за месяц была мною заметно набрана. Так что я должен был выглядеть ещё чуть более интересным, нежели когда полностью облачён в одежду.

— Её Высочество также спрашивает, когда вы, наконец, посетите её… Одно из поместий Её Высочества, — даже заучив текст наизусть, девушка терялась.

Ну, мешал я ей сосредоточиться.

— Передайте Её Высочеству, что я считаю минуты до того часа, когда, наконец, смогу увидеть её… поместье, — отвечал я.

А сам размышлял о том, что при особом желании можно это так понять: мол, жду не дождусь, когда не то чтобы увижу поместье, а и помещу себя в Её Высочество.

Я не рвался набиваться в любовники к Елизавете Петровне, если только не увижу, что это принесёт мне существенные дивиденды. Хотя, если отринуть стариковский разум, а отдаться воле гормонов молодого тела, да ещё присовокупив к этому сам факт близости с одной из великих женщин в русской истории, то я и в душе был бы не против. Тем более, как я понимаю, Елизавета Петровна — не такая дама, что будет считать близость непременно поводом для начала серьёзных отношений и матримониальной связи. Да и какие могут быть серьёзные отношения у меня с цесаревной?

И хорошо, что при этом разговоре не было Марты. Она всё-таки вспомнила, что имеет ряд обязательств перед своим отцом и их общим делом. Так что отправилась за покупками на рынок.

Правда, что-то мне подсказывает, что доктор Шульц обязательно передаст ей, как я флиртовал со служанкой цесаревны. Но это даже к лучшему. Ведь женщине мало объяснить на словах, какие у неё с мужчиной отношения. Нужно ещё показывать примерами, воспитывать соглашательство, что мужчина не в её власти, а волен поступать по собственному усмотрению. Если Марта на такие условия, что я озвучил честно, без лукавства, не пойдет, то мы разойдемся.

— Как моя рана, господин Шульц? — на немецком языке спросил я доктора.

— На удивление, всё хорошо, — отвечал мне он. — Похоже, что нам удалось избежать Антонова огня. И теперь лишь дело времени и покоя, чтобы рана окончательно затянулась. И сему будет способствовать наше с вами шитьё кожи. Такой опыт лечения я буду в дальнейшем использовать.

Хотелось бы сказать немцу, что за каждый опыт нужно расплачиваться, и нередко деньгами. Но я посчитал, что маленькая толика благотворительности, связанная с удачным опытом лечения, моей карме не повредит.

В зеркале получилось рассмотреть свою рану. Она выглядела ещё весьма устрашающе — красная и опухшая, но плечо не болело, ушиб колена также прошёл. Потому-то я и не видел причин, чтобы продолжать отлёживаться и кормить свою лень.

Да, я, как и абсолютное большинство людей, умею лениться. Но, как намного меньшая часть человечества, умею и найти в себе резервы, чтобы встряхнуться и, засучив рукава, в первый же миг ринуться на трудовые подвиги.

— Сударь, а наедине все же мы можем поговорить? — спросила девушка, посматривая на Шульца.