Служу России!

Тогда почему меня подставили? Ответа не было, но догадки были.

Я стоял у дерева под окном своей комнаты, уже собираясь взбираться наверх, но передумал. Тишина в трактире, убийство медика… Тот, кто это сделал, должен, вероятно, прямо сейчас ожидать меня внутри трактира или же сразу в моей комнате. Показаться им, будто вор, забравшись через окно? Нужно проявить достоинство — с высоко поднятым подбородком войти в парадную дверь.

С минуту я постоял у входа в трактир. Не было тут охраны, но явно не было и посетителей внутри. С десяток раз сделав вдохи-выдохи, нацепив на лицо улыбку несломленного человека, я направился в трактир.

Едва я переступил через порог, меня сразу же взяли на прицел два пистоля. Неприятно, конечно, приходить вот так почти что домой и обнаруживать, что в тебя мужики своими стволами тычут. Вперёд вышел в неприметной одежде, но с военной выправкой служака. Явно же служащий.

— Норов, токмо не дурите! — предупредил меня он.

— Андрей Иванович здесь? Ожидает меня в комнате? — спросил я, явно вгоняя в ступор служаку.

Точно попал в цель. Сам Ушаков, собственной персоной, пожаловал по мою душу. И как бы мне сейчас не поступило предложение, чтобы эту душу продать…

Меня быстро проводили наверх, в мою же комнату. Наверное, то, что я запросто назвал грозного главу Тайной канцелярии розыскных дел по имени-отчеству, сыграло свою роль, и со мной были не только вежливы, но даже заискивали.

Ну кто же в здравом рассудке будет называть Ушакова столь фамильярно, если только не тот, кому это позволено?

— Вы умны и решительны, Александр Лукич. Признаться, из-за вас мне пришлось смахнуть пыль со своей службы, — сидя на богатом стуле посреди моей комнаты, такими словами меня встречал сам Андрей Иванович Ушаков. — И вот я тут, и уже некоторые ответы у меня есть. Но не все…

Папку с моими бумагами Ушаков, вроде бы, не нашел, иначе… Все было бы иначе. Представляю выпученные глаза главы Тайной канцелярии, когда он читал бы трактат «как завоевать мир, не выезжая из России».

— Видимо, недостаёт мне ума, коли вы нынче здесь, ваше превосходительство, — сказал я.

А ведь один в один как на портрете! Нужно будет по возможности узнать, у кого он заказывал свой портрет, чтобы обратить внимание на этого мастера. Однажды, верю, закажу у него и свой портрет.

— Проходите, господин Норов… Да, чего вы стоите, присядьте, поговорим с вами. А ну, стул принести капитану гвардии! — последняя фраза была сказана нарочито грозно и решительно и адресовалась одному из моих конвоиров.

Ушаков состроил такое выражение лица, что можно было испугаться. Наверняка, Андрей Иванович хотел показать, что сильно расслабляться мне всё-таки не стоит, и его внешняя любезность — не более, чем игра. Трактирщик угодливо принёс стул, трижды поклонился, поставил его передо мной. Я присел, не забыв сохранять спину ровной, чтобы выглядеть не сломленным.

— Все прочь! — прикрикнул Ушаков и добавил: — Трактирщик, если кто в соседнюю комнату зайдёт, чтобы нас послушать, враз окажешься на дыбе!

Соседняя комната? И всё-таки за мной следили и меня слушали. Ну да ладно, крамольных разговоров я в своей комнате практически не вёл. Просто так или по службе мог немного покритиковать положение дел в армии. Но, а до того, что слушали наши любовные игры с Мартой, так пусть завидуют! А вот кто слушал… Трактирщик, ну точно он следил. Галантерейщик Бонасье, ити его в дышло! И там, в «Трех мушкетерах» был так себе персонаж, с червоточинкой, и этот…

— Позвольте, господин Норов, сперва узнать, как вы видите свою участь? — в отличие от меня, Ушаков вольготно расположился в красивом резном стуле и сделал вид, что внимательно слушает.

Что ж, поговорим. Уже было понятно, куда всё это клонится. Если бы целью было обвинить меня в убийстве, то вряд ли стали бы церемониться. Да и Андрей Иванович Ушаков, уверен, далеко не на каждое задержание ходит лично.

— Желаю, как и каждый муж, жизни достойной, да наследников поболее. А что до того, как вижу я случившееся… То, что меня подставили, я уже уразумел. Понятно и то, что медик Лесток перешёл вам дорогу. То, что вы здесь, означает, что вы хотели бы видеть во мне союзника, — начал говорить я, но был перебит.

— Немного ли чести для вас, токмо старшего капитана, вступать со мной в союз? — подавшись вперёд резко, практически рыча, стараясь прожечь меня взглядом, сказал Ушаков.

Глаза у него, действительно, тяжёлые. Но не настолько, чтобы я съёжился и показал свою слабость.

— Отчего же нет, Андрей Иванович? Вам ли не знать, что гвардия за каких-то тридцать тысяч рублей может возвести и того правителя, коий там никак не должен был оказаться, — нарочито спокойно отвечал я.

Ушаков продолжал на меня смотреть, молчал, непременно стараясь продавить меня своей харизмой. Но нет, не получалось. Но и он не железный. Когда я сказал про тридцать тысяч рублей, что Ушаков самолично раздавал гвардии, чтобы она поставила на престол Екатерину, Андрей Иванович дрогнул. Он быстро взял себя в руки. Но я, получается, продемонстрировал, что знаю куда как больше, чем общедоступно.

— Вы не боитесь смерти? — Андрей Иванович задал вопрос с намёком.

— Каждый разумный боится смерти. Но дворянину стоит опасаться того, что он уронит свою честь, больше, чем взойдёт на плаху, — отвечал я.

— И в чём же честь? Убить человека? Отчего же было вам не вызвать Лестока на дуэль? — растеряв свою строгость, с неподдельным интересом спросил Ушаков.

— Око за око, зуб за зуб, — произнёс я. — В меня стрелял господин Лесток. Я был при смерти и мог бы очистить этот мир. Так отчего же мне с бесчестным человеком честью меряться?

Ушаков хмыкнул. Наверняка, подобный подход к делам и к жизни был и у главы Тайной канцелярии. Невозможно вести тайные дела, руководствуясь негласным кодексом чести. Грязные дела белыми руками не сделать. Так что он меня понял. Но распознал ли намёк? Ведь я указывал на то, что могу и готов мстить каждому. Пусть даже самому Андрею Ивановичу Ушакову.

— Где записка? — неожиданно спросил глава Тайной канцелярии розыскных дел.

— Вашего сына? — уточнил я. — Так мне показалось, что её и не было никогда.

Андрей Иванович встал со своего стула, подошёл к чуть распахнутому окну. Воздух был наполнен влагой, свежестью, чуть солоноватый, наверное ветер пригнал воздушные массы с Финского залива. В такую погоду сидеть дома, наслаждаться звуком мерно капающих капель дождя. Ну и венгерского бутылку-другу. Может мне никуда не лезть, а наслаждаться такой жизнью? Как все? А то месяц в этом мире, а уже столько хлопот.

— Кому вы служите, окромя Отечества и государыни? — спрашивал Андрей Иванович, резко повернувшись и разрушая накатывающую меланхолию.