Служу России!
Шрифт:
— Когда уже бал? Может на нем удастся встретиться…
— Хех! — мой кулак встретился с челюстью трактирщика.
Что-то хрустнуло, но мысли о том, что я переборщил, не было. Ничего, недельку-другую кашу поест! И когда будет вновь на меня доносы писать, так хоть проговаривать текст не сможет. Впрочем… А не сломать ли еще ему руку, чтобы писать хотя бы какое-то время не мог?
— Господин! Прошу вас, господин! Не бейте отца! — на моей руке повисла Марта.
Я посмотрел на девушку. И как же так получается? Она нравиться мне, она любит меня. А вот сейчас чужие глаза я вижу
— Он шпионил за мной! — прорычал я, но повисшую девушку не сдёрнул. — Он написал на меня три доноса!
— Господин Норов, но что же он мог сделать, если ему приказали? — сквозь слёзы говорила Марта.
Я окинул взглядом место боя или, скорее, побоища. Двое братьев моей женщины лежали на полу и уже растеряв весь свой боевой запал, даже не пробовали подняться, следуя ранее данным мной указаниям. Рядом с ними лежал и трактирщик, оказавшийся, на удивление, стойким. Лишь удар в челюсть, наконец, свалил, на вид не такого и крепкого мужика.
Как только ушёл Ушаков, я сразу же отправился к хозяину трактира. Андрей Иванович, с умыслом ли или без оного, но вполне доступно намекнул, кто за мной следил. Трактирщик сливал информацию не только о том, кто ко мне приходит или что он слышал. Он ещё, наверняка, чтобы казаться более значимым, сам фантазировал.
Ушаков не преминул перед уходом показать мне писульки трактирщика. Так, вскользь я пробежался по тексту. Но успел понять суть.
— Ну ладно, обо мне ты, курва, рассказывал в Тайную канцелярию. Что же ты дочь свою позоришь! — шипел я на трактирщика, пиная его ногой.
Я отошёл в сторону, предоставляя возможность Марте и ещё одной девушке, которая помогала на постоянном дворе, начать обихаживать избитых мужиков.
— Пять золотых с тебя за ущерб. И благодари дочь, что вовсе жив остался, и по миру тебя не пустил. А будешь противиться моему решению, так вмиг весь Петербург узнает о том, что в твоём трактире слушают и докладывают тайникам, — сказал я и развернулся в направлении своей комнаты.
— Так ведь все так делают, коли спросят, — услышал я несмелое оправдание, когда уже поднимался по лестнице наверх.
Я был злой и раздражённый. Казалось бы, нужно радоваться, что ситуация в целом сложилась не критичной. Даже вербовка меня, как внештатного агента Тайной канцелярии, а точнее агента непосредственно Андрея Ивановича Ушакова, прошла практически в благоприятном ключе. А вот то, что мне предстояло отправиться в составе Оренбургской экспедиции, злило. Не сам факт, что придётся ехать в башкирские земли, а то, насколько скоро это должно произойти.
На ближайшие три месяца у меня были расписаны планы, которые казались, прежде всего, попыткой прогрессорства в некоторых областях. Я рассчитывал начать эксперименты в одном из поместий Елизаветы Петровны. По крайней мере, попытаться выстроить промышленную базу для добычи и переработки мёда, как и иных пчелиных продуктов, что производят на пасеке. Чертёж медогонки и сразу трёх видов ульев у меня был готов.
И я знал, что лишь через сто лет могли появиться и ульи и медогонки. А то, что свечи в этом времени являются главным источником света в ночи в дворянских домах, факт. Своего рода, если поставить свечной завод, то это как в будущем
иметь небольшой нефтеперерабатывающий заводик.Я поднялся к себе в комнату, налил стакан воды, постарался успокоиться и принять рабочий настрой. В режиме цейтнота нужно ускоряться. По крайней мере, попытаться сделать так, чтобы Россия не ждала моих откровений еще лет десять, а послезнание уже начинало бы понемногу, но ускорять развитие страны.
Если у меня нет времени, чтобы сперва узнать, как и чем дышат некоторые именитые люди, живущие в этом времени и занимающиеся наукой, то, как я посчитал, можно попробовать решить вопросы нахрапом: заявиться к одному из интересующих меня товарищей, да и предложить некоторые проекты. И важно, чтобы этот человек настолько болел своим делом, что был бы готов выслушать, хоть и невероятное, лишь бы на пользу. Мой слушатель должен еще иметь достаточно возможностей, чтобы экспериментировать.
Переполняемый эмоциями, я еще долго не мог уснуть. Все ворочался, ждал Марту, злился, злился. А потом все же ушел в царство Морфея.
Поспав в итоге не больше трёх часов, я лежал в своей кровати с раскрытыми глазами и представлял, как отрубают головы тем петухам, которые сейчас орут, не давая спать. Поймал себя на мысли, что с такими фантазиями могу стать зооманьяком. Явно, если бы сейчас передо мной был один из крикливых петухов, я получил бы немалое удовольствие, разделывая его тушку для бульона. А после с двойным аппетитом поедал бы «будильник».
Усилием воли поднявшись с кровати и всё-таки сделав зарядку, отметил, что Марта вновь не пришла. Обычно к этому времени она уже будила меня. А если я делал зарядку, то девушка любила понаблюдать за моими действиями, что придавало мне дополнительную мотивацию делать каждое упражнение на совесть.
Видимо, серьезно обиделась. И это уже не женские капризы. Всё-таки я вчера наказал и её братьев, и отца. Но не считаю, что поступил неправильно. Более того, я полагал, что таким образом ещё и защищаю честь девушки. Ведь её отец, извращенец, слушал и то, как мы предавались любовным усладам. Он просто продал свою дочь. Учитывая, насколько хороша Марта, сделал это ещё и по дешёвке.
Посмотрел на свои бумаги, которые, могли бы заинтересовать Ушакова, да кого угодно. Я почти что каждый день уделял не менее двух часов для того, чтобы записать что-то интересное, что всплывало в памяти и было бы интересным.
Андрей Константинович Нартов. Вот кто меня интересовал более всех остальных. Однако этот человек нынче не то, чтобы в опале, но явно отодвинут на второй план. «Токарь Петра Великого» должен быть в Москве. И, наверное, мне придется на недельку остановится в Первопрестольной по дороге к башкирским землям.
Между тем, в Петербурге при Академии наук существовала токарная мастерская. По сути, это сейчас не какой-то научно-исследовательский институт, если руководствоваться аналогиями из будущего, а своего рода училище.
И это тоже неплохо, когда, пусть и всего лишь два десятка учеников, но осваивают токарное и плотницкое, да и слесарное дело. Вот только при Петре Великом это учреждение имело куда более важное значение и больший функционал. И токарный станок, по нынешним временам, может быть, и один из лучших в мире, здесь изобретён. И способы сверления, в том числе и труб, прокладываемых в каналах, что тут апробировались, считались передовыми.