Служу России!
Шрифт:
Нет, не личность правителя сейчас решается. Это путь, по которому пойдет Россия. Елизавета — это начало засилья всего французского. Анна Леопольдовна, как и ее будущий сын, скорее всего, были бы адептами «Северного Союза», то есть тесной связки России с Пруссией, Данией. Понятно, что с Фридрихом Великим было бы лихо громить всех и вся, чем воевать с ним же.
Но не только в этом дело. Вопрос-то ещё и характера общества. Что будет с Россией без французского языка, того ментального кода, который был внедрен в русского дворянина и который даже в двадцать первом веке считывали хорошо? Будет ли Пушкин, Толстой? Будут ли дворцы? Надеюсь, что время
— А что же за скука-то такая у нас? — в момент, когда я собирался откланяться, приведя Анну Леопольдовну к ее тетушке, иждал, не скажет ли что-то государыня ещё мне, выкрикнула императрица. — А что же, Елизавета Петровна — русский танец не покажешь нам?
Цесаревна явно нехотя вышла в центр бального зала, оглянулась на уродцев, которые также изготовились вытанцовывать рядом, передразнивая дочь Петра Великого, вздохнула, пряча нежелание, неизменно с превеликой грацией, словно лебёдка, поплыла.
— А ну, бравый гвардеец, подсоби Елизавете Петровне! Покажи, что не только по-польски ходить умеешь кругами, но и танцевать русские танцы горазд! — сказала Анна Леопольдовна.
Всё это выглядело как попытка меня унизить — публично поставить теперь в пару к другой женщине. Я не мог отказать, не мог сказать, что не танцую, ведь только что танцевал. Хотя очень хотелось взбрыкнуть, показать свой норов.
А с другой стороны? Это же если выходить танцевать с кислой миной, то так и поймут, что унижаюсь. А вот если лихо, с улыбкой, будто бы кладу на всех присутствующих то, что так сжимают узкие панталоны, так и выходит, что возвышаюсь над всем этим крайне сомнительным императорским юмором.
Только так и можно сохранить свою честь и достоинство. Вот он, выход — посмеяться еще громче, чем тот или та, кто предвкушает «банановую» хохму.
И я вышел… И помог Елизавете. Но танцевал, то и дело поглядывая на вновь улыбающуюся Анну Леопольдовну.
— Господа, я должен спросить вас, не угодно ли будет примириться? Полагаю, что закон чести превыше всего. Всё же напомню вам, какие могут быть последствия от этой дуэли, — призывал нас к примирению Саватеев.
— До первой крови! — провозгласил я.
— До первой крови! — нехотя согласился Антон Иванович Данилов.
Мой, скорее всего, не противник, а соперник теперь посмотрел просящими глазами. Но я был непреклонным. Еще ранее мне донесли, что Данилов собирался выйти на дуэль, но попросить прощения. И не верю, что это было бы искреннее его желание. Он поступил бы так только потому, что благодарен мне за спасение.
Дело в том, что я поставил условие: при моей победе в, надеюсь, не смертельной дуэли Данилов как на духу расскажет мне, почему он всё-таки пошёл в гвардию и что задумал.
Антон Иванович явно что-то скрывал — и от меня, и ото всех. А у меня из головы не выходили все те слова, что произнёс Данилов, пока лежал при смерти, а ему останавливали кровь и перевязывали. Притом, что он ненавидит гвардейцев, этот человек при первой же возможности направился на службу в гвардию. Что за фокус? И я уверен, что не карьера является целью для поручика. Вряд ли в данном случае играют значительную роль социальный статус или деньги.
А мне не нужен в роте такой человек, что при первом дежурстве во дворце достанет пистолет и пристрелит кого-нибудь — а ну как даже саму императрицу. Поэтому он ещё ни разу не был на карауле во дворце при её величестве.
— Начали! — прозвучала команда
Саватеева.И тишину небольшого леса у Чёрной речки огласил звон металла. Хорошо, что я ещё не позиционирую себя как поэта, хотя уже использую стихи Александра Сергеевича Пушкина. Так что, когда была выбрана эта локация для нашей дуэли, я даже вздрогнул.
Но я же не великий поэт, чтобы тут заканчивать свой дублированный жизненный путь?
Данилов вытер платком кровь и недобро посмотрел в мою сторону. Да, вероятно, он, да и все присутствующие на дуэли господа, мог посчитать, что я не совсем честно дрался. Вот только я не собирался допускать такого момента, чтобы перед завтрашней дуэлью, которая уже может быть не на жизнь, а насмерть, я был хоть в какой-то мере ранен. Тем более, что даже после напряжённого фехтования у меня заныло плечо. Ещё и швы не сняты, а я уже вовсю дерусь.
— Нужно продолжить! — решительно сказал Данилов, когда остановил кровь.
Он сидел на мокром поваленном дереве, запрокинув голову, и держа в руке окровавленный платок.
— Условия дуэли выполнены, — нехотя признал прапорщик Подобайлов, мой секундант. — Перед дуэлью не было оговорено, что пущенная кровь должна быть только из-за порезов шпагой.
По мнению собравшихся офицеров, я поступил несколько… бесчестно. Провёл ставший для меня уже коронным удар ногой в голову. В частности — в нос, чтобы быстрее пустить юшку своему сопернику. Подобайлов, наверняка, узнал тот свой удар ногой, который он мне продемонстрировал во время нашего первого знакомства, когда встал со мной на поединок.
Этот удар, в комплекте с несколькими комбинациями со шпагой, отработан был мной до такого автоматизма, что я его нынче до конца и не осознал, как уже Данилов лежал на траве. И был готов биться дальше, но, получается, что победил своего соперника. Таких наработок нужно сделать для себя побольше, чтобы и в бою, и в дуэли использовать.
Даже за каких-то восемь занятий Франческо Манчини здорово поднял мои навыки фехтовальщика. Но всё равно они были недостаточны, чтобы соперничать на серьёзную руку с таким молодцом, как Антон Иванович Данилов. Да и не было мне никакого смысла миндальничать с ним, играть в благородство, если на кону стоит ещё и некая тайна, связанная с тем, что я вижу этого человека рядом с собой и в мундире гвардейца Измайловского полка.
— Когда будет исповедь? — подойдя к Данилову, тихо, чтобы никто не услышал, спросил я.
— Как же вы… Сразу по отъезду из Петербурга, — нехотя отвечал мне поручик.
— И до того вы даёте мне слово, что не станете предпринимать никаких дурных и противозаконных поступков, — сказал я, дождался вынужденного кивка от Данилова и продолжил: — Я хочу видеть вас в кругу своих друзей. И знайте, что если этому суждено быть, то я всегда стану за вас, прикрою, помогу. Но и вы не совершайте такого, от чего было бы скверно иным.
Тот щелкнул каблуками и ретировался.
Я присел на поваленное дерево, то самое, где только что сидел Данилов. Нужно было перевести дух. Всё же даже буквально минута интенсивного боя, а скорее, моей пассивной защиты, была пока что изнуряющей. Данилов заставил меня побегать и понервничать. И такого приятеля нужно иметь уже потому, чтобы и дальше продолжать осваивать искусство фехтования. Манчини поставил стойки, удары, а вот нарабатывать, спарринговать лучше с таким партнером, как Данилов. И я стану отличным фехтовальщиком. Это одна из моих личных целей.