Служу России!

— Иди, дитя, и потанцуй польский танец с сим бравым гвардейцем! — потребовала государыня от своей племянницы, а потом посмотрела на меня. — Ты-то, танцевать полонез умеешь?

— Так точно, ваше императорское величество! — отвечал я, будто бы на плацу.

Моего мнения, естественно, никто спрашивать и не собирался. Да я и отнюдь не против. Учитывая тот факт, что ожидал проблем, но пока что одни приятности, так и танцевальное настроение появляется. Ведь я, так или иначе, но решался пригласить на танец Анну Леопольдовну, обдумывая, как это сделать. А тут девушка сама ко мне в руки идёт.

— Как ви сказат, вашье вельейчество, волья ваша, — с ужасным акцентом, несмотря на то, что фраза была явно заучена, отвечала Анна Леопольдовна.

А мне казалось, что племянница русской императрицы должна была знать русский язык намного лучше. Ведь мама её, Екатерина Ивановна, должна была научить дочь русскому языку. Ну, да ладно. С коммуникацией проблем не будет, так как я знаю немецкий язык.

Раз-два присели, ножку вытянули вперёд. Потом сразу же встали. И, глядя партнёрше прямо в глаза, приставными шагами пошли вперёд, держась за руки. Потом нужно было, словно поздороваться на руку с каждой из танцующих дам, вернуться к своей и опять проходка по кругу.

Не сильно мудрёный, как по мне, танец. По сути, это даже не столько танец, сколько изящная проходка в такт музыке. Смотри себе на партнёршу, ну и на то, чтобы соседнюю пару не зашибить.

— Скажите, бравый офицер, а не страшно ли вам было идти на ту вылазку, когда французский фрегат потопили? Ведь всё могло сложиться иначе, — первой, как и положено по этикету, заговорила великая княгиня.

Мог бы и я начать разговор, но это выглядело бы несколько вульгарным, словно бы я не признаю старшинство той девушки, с которой сейчас отплясываю, и ручку которой стараюсь держать настолько нежно, но между тем, уверенно, чтобы этот полонез она для себя точно запомнила. Зачем? Ну и собственное эго, и закладка на будущее. И нравится мне, почему бы и нет?

— Ваше высочество, прежде хотел бы восхититься вами. С вашим появлением во дворце её величества явно стало светлее. Ибо вы — звезда, освещающая русский трон, — не мог же я обойтись без комплиментов, вот и одаривал ими.

— Вы — льстец! Но не говорите так! Тетушка заревнует к трону! — сказала Анна Леопольдовна, а я ещё некоторое время думал, чего в её интонации больше, радости от оказанного мной внимания, да ещё столь образно, или страха, что применяю такие сравнения, которые могли бы быть неприятны её величеству.

— Прошу, простите меня, ваше высочество, но, как человек военный, привык говорить правду. На войне нет ни времени, ни места для лжи и иносказания. Но я постараюсь умерить себя и чуть меньше вслух говорить о вашей бесподобной красоте.

В этот момент Анна Леопольдовна даже слегка приостановилась, чуть не создав столпотворение, так как следующая за нами пара не сразу отреагировала. Она посмотрела на меня с нескрываемым интересом — причём столь явно изучающим, что, будь я годами помоложе, то обязательно смутился бы. А так — вызов был принят, и глаз я не отвернул. А вот девушка в какой-то момент всё же засмущалась.

* * *

Анна Иоанновна наблюдала за танцем своей племянницы и русского гвардейца с тревогой. Сложная девочка попалась на воспитание Ане Иоанновне. Во многом — строптивая, даже слишком влюбчивая.

Стоило только распушить хвост одному саксонцу, как Аннушка сразу же попалась в сети ловкого сердцееда Линара. И это было, на самом деле, проблемой, где нельзя просто приказать Морицу Линару и Анне Леопольдовне не общаться друг с другом.

Ещё окончательно не закончилась война «За польское наследство». Однако уже понятно, что королём Речи Посполитой станет саксонский курфюрст Август. И в свете этого факта даже незначительное ухудшение отношений с Саксонией может привести к необратимым последствиям. Нужно всем показывать, сколь Россия дружественна и Саксонии, и нынешней Речи Посполитой.

Так считал Андрей Иванович Остерман, кабинет-министр, заведующий иностранными делами. Так он подавал доклады государыне. Тем более, что Россия запросила за свое участие в деле становления Августа польским королем сущую мелочь, «всего-то» Курляндию.

Хотя армейские представители, в частности фельдмаршал Ласси, писали о том, что нужно бы у поляков забрать Черкассы и Винницу, без которых подготавливать войну с Османской империей крайне сложно. Но, нет, «постельный певец» Бирон напел песенку про Курляндию, видя лишь себя герцогом этого герцогства, уже де-факто, как не принадлежащей Польше.

Императрице понравился посыл Норова, который обронил фразу, что с каждой войны Россия должна брать плату за кровь своих солдат. Так что государыня строго принимала Остермана и требовала от него решительных действий в этом направлении.

Потому, в какой-то мере, Анне Иоанновне приходится даже закрывать глаза на то, что Анна Леопольдовна уже начинает крутить шашни с Линаром… А, что ещё важнее, за что эту племянницу-курву хотела разорвать на части русская императрица, племянница-девка уже возлегла с этим саксонцем. И теперь нужно как-то объяснять будущему женишку, почему так. Правда женишок так себе, слабохарактерный, но все же.

— Эрнестушка, коли племянница по рукам красавцев вовсе пойдёт, то я тебя, жеребца такого, разорву! Прикажу уды твои отрезать. Горевать буду, но прикажу! — далеко не шутила Анна Иоанновна. — С Линаром у неё уже было. Если ещё и Норов её приголубит, а то, что этот шельмец ловок по бабам лазить, общеизвестно. Виноват будешь ты!

Действительно, это граф Бирон придумал хитроумный план, чтобы Анна Леопольдовна забыла своего саксонца, а влюбилась в гвардейца.

Во-первых, Бирон считал, что гвардейский капитан Александр Лукич Норов полностью его человек, несмотря на то, что ещё следовало бы разобраться, насколько тесно Норов якшается с Ушаковым. Но всё равно, если он скажет в какой-то момент Норову отойти в сторону, то гвардеец непременно это сделает. Чай что не саксонский посол, с которым ссориться пока не с руки.

Да, сердце девичье будет разбито, но без этого уже не обойтись. Так или иначе, но женского счастья племяннице императрице не видать. Тот, которого прочат в мужья Анне Леопольдовне, вовсе не может нравиться женщинам, потому как не ловок, не красив, да и вообще… И Морицу Линару указывать в данный момент политического развития отношений Саксонии и России нельзя. А Норову всегда можно.

Во-вторых, этой комбинацией Бирон искренне рассчитывал ещё и на другое… Он считал, что, если переключить Норова на Анну Леопольдовну, то в таком случае освободится вновь место рядом с Елизаветой Петровной. Раньше цесаревна редко отказывала Бирону. А графу, для его психики, просто было необходимо сменить женское тело, рядом с которым ему приходится засыпать. Да и нравилась ему Елизавета, чего уж там скрывать. А еще он никак не оставлял надежд на то, чтобы женить Лизу на своем сыне.

— Матушкья… — начал было на русском языке говорить Бирон, но перешел на немецкий. — Потому и утвердили Норова в Оренбургскую экспедицию. Вот, скружит девке голову, в чём и мы поможем. Да и отправится служить Отечеству и вам, ваше величество. Забудется Норов так как не будет его рядом. Ну, а Линар, не столь пригож и не столь геройский, как наш гвардеец, которому стоило бы прилюдно сказать о его подвигах, дабы Анна Леопольдовна ещё больше поинтересовалась Норовым.

А в это время, поняв что происходит, тяжело в углу дышал Мориц Линар, саксонский посол при русском дворе. Он понимал, что не за горами крах карьеры. Ведь Линар не просто саксонский посол. Он еще и агент влияния Австрии.