Служу России!

Когда получилось окрутить голову Анне Леопольдовне, то в Вене, Дрездене, сейчас уже и в Варшаве, потирали руки. То, что русская императрица все чаще обращается к услугам медикусов и раз в неделю ей пускаю кровь, знали при всех европейских дворах, которые вообще интересовались Россией. И скоро должна была стать императрицей, судя по всему Анна Леопольдовна. А при ней будет «новый Бирон», Линар. А сейчас этот гвардеец…

— Нужно что-то делать, — прошипел себе под нос Линар.

Он видел, сколь интересен был для Анны Леопольдовны гвардейский капитан, герой, красавец. А с пониманием того, что против Линара начитает играть Бирон, подсовывая своего человека к племяннице государыни, Мориц считал свои шансы мизерными.

— Тогда гвардейца не должно быть! — прошипел Линар и осмотрелся по сторонам, не услышал ли кто-то его.

От автора:

Первая мировая война, канун революции, загадочные смерти русских ученых и изобретателей, взрыв на линкоре «Императрица Мария» и наши современники, попавшие туда прямо со съемочной площадки 2023 года. https://author.today/work/450563

Глава 19

Я не одобряю дуэлей. Если человек пришлет мне вызов, я мягко и уважительно возьму его за руку и проведу в тихое место, где смогу беспрепятственно его убить.

Марк Твен

Петербург

2 июля 1734 года

Мы с Анной Леопольдовной танцевали охотно, и не прошло и нескольких минут, как уже начали весело и задорно смеяться. Я, может, чуть более сдержанно. Но Анна, она же Катарина Христина, себя не стесняла, являла всем истинные эмоции. Она, как, наверное, и абсолютное большинство подростков, оказалась натурой чувственной, эмоциональной, открытой.

Это потом, со временем, люди начинают закрываться в себе, будут замкнутыми, обжегшись на отношениях, прежде всего, с противоположным полом. А в юности многие эмоции легко читаются на лицах подростков.

Назвать Анну Леопольдовну подростком, имея в виду её половую незрелость, я бы не решился. Во-первых, девушка она вполне зрелая — из того, что я смог рассмотреть в этом многослойном и твёрдом наряде, и того, как смог дофантазировать. Во-вторых, мне было просто неприятно одновременно смотреть на Анну Леопольдовну как на женщину, и понимать, что она совсем юна. Но в шестнадцать лет в этом времени уже многие имеют двоих детей от законного мужа. А я всё ещё не могу избавиться от многих психологических закладок из прошлой жизни.

— Следующий танец — тоже польский? — спросил я, уже понимая, что так оно и есть.

И ещё не все пары сделали своего рода проходку, не показали себя. Так что эта партия, которая сейчас станцевала, должна покинуть условный танцпол, чтобы другая группа его заняла.

— Александр Лукич, вы намекаете на то, что хотели бы со мной ещё раз танцевать? — с лукавой усмешкой спросила Анна Леопольдовна, посматривая в сторону, где в одном из углов бального зала корчился от ярости Мориц Линар.

— С превеликим удовольствием потанцую, ваше высочество, используя любую минуту, чтобы ещё немного побыть рядом с вами. Даже если вы бесчестно используете меня, желая позлить кое-кого… например, господина Линара, — сказал я.

Анна Леопольдовна отшатнулась от меня, словно от чумного.

— Что это? Не ваше дело! Благодарю, не стоит больше танцев! — выпалила девица, хмыкнула, резко развернулась, и мне стоило даже некоторого труда её догнать, так как не проводить её высочество до того места, где ангажировал, было бы в крайней степени моветоном… если использовать французские словечки.

— Не пора ли явить волю мою? А, господа? — выкрикнула Анна Иоанновна, прерывая начавшийся очередной полонез.

Государыня посмотрела на свою племянницу, мазнула по мне взглядом. Рядом с императрицей сразу же оказались все видные персоны. Был тут Остерман, Ушаков, Лёвенвольде и, естественно, Бирон. Подошел и Миних.

Они, наверное, знали, что именно важного должно было сейчас произойти. Для всех же остальных такое объявление было полной неожиданностью.

— Иди сюда, дитя мое! — сказала государыня, подзывая явно нервничавшую и поглядывавшую на меня с обидой Анну Леопольдовну.

Девушка побледнела. Мекленбургская принцесса тоже, видимо, понимала, что задумала ее тетушка.

— Молчать всем! Матушка волю свою явит! — закричали нарочито визгливыми голосами уродцы.

И вмиг стало тихо в бальном зале. Никто не хотел получить такого конфуза и унижения, когда какой карлик подойдет и возьмет да отвесит пинок весьма уважаемому человеку. Да, в такой момент можно поднять уродца, встряхнуть его, бросить об пол. Но нельзя избивать и возмущаться. Все посмеются с того, переводя случившееся в шутку, но не более. «Особенной свите» ее величества позволяется многое, но обижать их можно было только самой государыне.

Даже не позволялось унижать князя Голицына, шута и квасника государыни. Это для нее он — шут, а иные, завидев бедолагу, кланялись.

Вот так в один момент в зале установилась полная тишина. Даже платья не шелестели и не скрипели каблуки.

— Вот чрево! — выкрикивала государыня, чувствительно прикладываясь к животу Анны Леопольдовны, от чего девушка чуть ли не плакала.

Наверное, такой лапищей если погладить, так синяк останется. И это будет считаться лаской. И все же Бирону за вредность на работе нужно молоко выдавать. Небось у графа лучший в России медик, с лучшими мазями и травами от травм.

— И кого сие чрево родит, тот ваш император! Верна ли присяга ему? — выкрикивала государыня.

Жесть… Хотелось мне сказать матом. Да я мысленно и матерился на чем свет стоит. Это как же — присягать тому, кто еще не родился? [в реальной истории такая присяга также имела место. Анна Иоанновна даже рассматривать не хотела «петровскую линию», желая укрепить «ивановскую»]

Но тишина не нарушилась ропотом, а только шорохом платьев и неловким стуком.

Все мужчины встали на колено, а женщины склонились в самом низком, насколько позволяли платья и личные физические особенности, поклоне. Понимая, что уже скоро останусь единственным, кто не стоит на колене, я поспешно сделал это. А то, неровен час, в измене обвинят, а тут уж никакие милости не спасут.

Но я смотрел не на государыню, на которую были обращены почти все взоры. А на Анну Леопольдовну, которая, как мне казалось, хотела провалиться в этот момент под землю. Ей было стыдно. Понимала ли она, насколько абсурдно происходящее? Или такое пристальное внимание к своей персоне ей не нравилось? [если судить по дальнейшим проявлениям характера, Анна Леопольдовна вовсе будто бы боялась общества и не желала быть в центре внимания]

А мне было до сих пор непонятно, как нужно было бы поступать. Защитить ли девочку? Да, очень хотелось. Но в ущерб ли будущему всей России? Нет, ни в коем случае.