Служу России!

Я выпил, нацепил на вилку кусок буженины, после отломал ломоть хлеба. Этикет не сказать, что тут властвовал. Все так ели, потому и мне не стоило манерничать. Как-то, будто случайно, но мы оказались с Леннаром по разные края стола. Так что мои подозрения, что и он не хочет ссоры, подтвердились. И все же…

— Сударь, не предложите ли мне вина? — как я не избегал Елизаветы, она меня настигла.

Женщина была в вызывающем красном платье с золотой вышивкой и зелеными вставками у подола. В волосы ее были заплетены какие-то украшения, деревяшки… Сложная конструкция, концепт которой явно был не понятен даже для того, кто такой ужас сотворил. Было сделано по принципу «что вижу вокруг, что вставляю в волосы». Это скорее не следованию французской моде, а непонятое подражание ей. Хотя… А много ли я видел в этом времени французских аристократок? Может они именно так и носят свои прически.

— Я бы предпочла еще раз… два… выпить шампанского вина, но увы… Поставщик не продает более его. А я сама бы отправилась в лавку и купила, — сыпала намеками Елизавета. — Сопроводите меня во дворец?

Я молча отошел от стола, завлекая за собой цесаревну.

— Вы знаете, что о нас уже говорят? Мои люди ничего не говорили. Нужно ли было нам рассказывать свету о связи? — почти что шепотом, но требовательно говорил я.

Правда, при этом старался сохранять выражение лица приветливое, даже подобострастное.

— Пошли, мой Зевс! — сказала Елизавета и сама направилась в сторону от скопления народа.

Уже через десять минут, как подростки, у которых дома родители, но природа неизменно требует, целовались в кустах. Это было интересно, даже приятно, как и блуждания наших рук по телам. Но я не ушел всем своим сознанием в этот процесс, не воспылал страстью той, что была с Мартой. Даже той, что была у меня с Елизаветой у меня дома. Напряжение, неудобство присутствия множества людей, когда кто-то, да заметил наше уединение, не проходили.

— Господа, прием у Ея Величества начинается! Просим во дворец! — будто бы в гарнитуру получив приказ, одновременно начали зазывать слуги.

Что ж… Посмотрим чему меня научил учитель танцев. А завтра посмотрим, чему научил мастер Манчини. А красиво живу! Сегодня бал, завтра дуэль, послезавтра вполне возможно, что и война.

— Ты боишься огласки? — спросила Елизавета Петровна, поправляя своё платье.

— Нет, — соврал я. — Пусть завидуют!

А в голове то и дело крутилась фамилия Шубина, сосланного, в том числе и за связь с Елизаветой, на Камчатку. Буду стараться оставаться осторожным. Но где же мои преференции от того, что я с Елизаветой?

— У вас, Ваше Высочество, были мысли, как можно помочь мне продвигаться в чинах? — спросил я, также поправляя свой мундир.

— Я уже имела разговор с Андреем Ивановичем Ушаковым. Он представил реляцию о вашем участии в поимке шпионов, — сказала Елизавета Петровна.

Пока что я промолчал, да и кивнул только едва заметно. Если и дальше цесаревна будет прикрываться действиями других людей, то, скорее всего, мне придётся пересмотреть отношение к ней. Ушаков-то и без того должен был написать о моём участии в операции.

К Летнему дворцу мы подходили раздельно. Всё-таки нужно было соблюдать хоть какие-то приличия, даже несмотря на то, что весь двор знает о нашей связи с Елизаветой. Внутри уже была слышна музыка, скорее всего, играл тот же оркестр, что и в Летнем саду. Звучал первый менуэт. Но лишь четыре пары исполняли все те движения, которые мне вдалбливал мой учитель танцев.

Среди них я не увидел ни одного выдающегося танцора. Так что сильно опозориться мне не суждено.

От автора:

1973 год. СССР. Можно ли исправить то, что раньше казалось непоправимым? Можно! Для этого стране и советским людям нужен новый герой. Его имя… https://author.today/reader/353839/3256279

Глава 18

Недавно снимали бал Сатаны, когда 300 самых красивых манекенщиц и стриптизерш города Санкт-Петербурга ходили голыми вокруг меня одного, одетого. Это были самые сложные съемки!

Александр Абдулов

Петербург. Летний дворец.

2 июля 1734

— Стало быть, вы, Норов, уже капитан гвардии, — констатировал факт Миних.

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — бодро ответил я.

— Не тянитесь вы так, — сказал фельдмаршал, посматривая по сторонам. — Обо мне и без того постоянно говорят, что я веду себя при дворе, будто нахожусь в расположении войск.

На представлении в Летнем саду, показанном, словно пародия на древнеримский триумф, я Миниха видел, но он ехал в колеснице. Был частью нелепого шоу. Естественно, возможности пообщаться с ним не случилось. Если бы я подошёл к Христофору Антоновичу, а не наоборот, то это выглядело бы не совсем прилично. Так что уже в бальном зале, когда Елизавета пошла по своим делам и не посматривая в мою сторону, я, завидев фельдмаршала, старался показаться ему на глаза.

Как и в будущем, элементарные нормы приличия требуют от лица более низкого социального статуса или возраста ждать, когда ему протянут руку для рукопожатия. Так и в этом времени. Можно ещё подойти, не боясь заполучить порицание, к человеку на один, пусть на два чина выше. Но капитан к фельдмаршалу не подходит.

— Помните ли вы, кому обязаны своим повышением? — строго и даже отталкивающе прямолинейно спрашивал фельдмаршал Миних.

— Несомненно, ваше высокопревосходительство! — уверенно отвечал я.

— Вот и не извольте забывать! — сказал сегодняшний триумфатор, резко развернулся, нацепил корявую, явно ложную улыбку, и направился прочь.

— Ваше высокопревосходительство, уделите мне еще немного времени! — сказал я в спину своему, якобы «благодетелю».

— Что еще? — нехотя развернувшись, спросил меня фельдмаршал. — Мне нужно было вам напомнить о важности быть благодарным. Я это сделал.

Он не только со мной такой грубый. С иными, кто в чинах сильно ниже, Миних даже не общается. А тут… В представлении этого человека теперь я должен быть благодарным уже за факт мимолетного общения с великим полководцем.

Но вот с придворными обывателями Антон Христофорович пытается быть другим. Это даже смешно, когда солдафон, такой прямолинейный человек, как Миних, подражает мастодонтам придворной лести и лицедейства. Не его все эти игры в слова и плетение кружева интриг.

И вопреки тому, насколько груб Миних, он мне даже во многом импонирует. По крайней мере, от фельдмаршала можно не ожидать тонкой хитрой игры с различными оттенками. Он законник, с большим трудом терпящий фаворитизм. Все знают о взаимной ненависти Миниха и Бирона.