Служу России!
Шрифт:
пленник? Уж так они резво топали сапогами и так ухмылялись, словно это проходят не пленные, а самые что ни на есть союзники России.
Впрочем, уверен, что цели унизить некоторых польских соратников Станислава Лещинского не преследовались. Было бы иначе, так не сидел бы и сам Станислав Лещинский здесь — в первом ряду, через два человека после русской императрицы.
Видно карту Станислава Лещинского всё-таки решили разыгрывать. Стоит показательно унизить сейчас того, кого Свальный Сейм провозгласил королём, то и какие-либо договоры с той же Францией враз оказались бы ничтожными. Тем более, что уже начинает
Конечно, Франция нынче нам — геополитический соперник. Это она всё стремится создать буферную зону между Российской Империей и Австрией. Она же и султана, скорее всего, подначивает действовать против России. Вот только политика — дело тонкое. Чтобы дипломатия работала, на некоторые вещи нужно закрывать глаза, а из иного делать «из мухи слона».
Ну а если смотреть на всё, как на представление, шоу, как говорили когда-то мои дети и внуки, то сама эта триумфальная проходка меня особо не впечатлила.
Во-первых, мне не хватало какой-то массовости. Кроме того, если бы я занимался подготовкой такого мероприятия, то больше бы уделил внимания, скорее всего, именно русским воинам, которые и сделали возможной, сотворили эту победу. Наверное, как бывшему советскому офицеру мне больше по душе военные парады. А тут, сразу же за теми, кого можно было бы условно признать пленными, пошли какие-то арлекины, акробаты, придворцовые уродцы. Ну чистый цирк — мои глаза
даже выцепили одного жонглёра.
Однако цирк — слишком благородное явление, чтобы все-таки с ним сравнивать представленное шествие.
— Капитан, сместитесь в сторону и предоставьте ваш стул мне, как человеку более высокого чина! — вальяжно, с явным пренебрежением к моей персоне, попросил какой-то генерал-майор.
Да не оскудеет земля русская на идиотов! Ведь нужно понимать, что если я здесь посажен, то право имею — а может, не только право, но и обязанности. И этот генерал — явно не первый, кто хотел бы меня отодвинуть в сторону, чтобы занять место практически у изголовья императрицы.
— Сударь, я сделаю это незамедлительно. Лишь попрошу у вас испросить на то разрешение его сиятельства графа Бирона, — сдерживая смешок, также шёпотом, ответил я генерал-майору.
— Об этом можно и пожалеть, — пошевелив желваками, ответил мне незнакомец.
— Я с вами согласен. Об этом можно пожалеть, — решительно глянув в наглые глаза генерала, отвечал я.
Меня действительно усадил на это место Бирон. Очень, кстати, грамотный ход с его стороны. Мол, если я тебя посадил в пяти-десяти шагах от самой государыни, то будь мне бесконечно благодарен. И будь у меня возможность поговорить с императрицей, то это имело бы смысл. А так… уж лучше бы
деньгами отдал, ей-богу. Вот, уже попутно каких-то врагов себе наживаю. Этот незнакомый генерал-майор сейчас просверлит дырку в моей голове, так пристально смотрит. Сам я повернул всё-таки взор снова к шествию.
Заиграл оркестр. Я даже не мог понять, что именно исполняют. Ладно бы произведение было незнакомо — такое в иной эпохе вполне возможно, но ведь даже жанр определить никак нельзя. Сразу в голову пришли несколько маршей, которые можно было бы сейчас исполнить, и они были
бы куда более уместны, чем этот набор нот, что разносится над полем теперь. И ведь музыканты, наверняка, из неплохих или даже выдающихся.— Сударь, вам передали, — проходя, казалось бы, мимо, мне сунул в руку бумажку один из «особенных» людей при дворе Её Величества.
Я не сразу развернул небольшой листик бумаги, скрученный в трубочку. Огляделся, чтобы понять, увидел ли кто-то этот жест? Ай!. Именно генерал-майор это и увидел. И что он всё ест меня взглядом!
Однако надо прочитать и подумать, как уничтожить записку. А ещё понять, кто бы её мог мне передать. Почему-то я был уверен, что это послание от Елизаветы Петровны.
С той ночи мы с ней не виделись. Но ведь приезжала Мавра, передавала мне письмо. И ясно, что я всё-таки преизрядно впечатлил цесаревну. Сквозь фразы и формулировки, свидетельствующие о властной натуре Елизаветы Петровны, легко читались и другие строки.
«Изменщик. Обманул меня… Её Величество знает о вашей связи с Лизой. С вас подарок!» — наконец, улучив момент, прочитал я записку.
Шило в мешке не утаишь. Информация очень серьёзная, на самом деле. Был уже у Елизаветы Петровны один полюбовник, Шубин его фамилия. Да куда отправили этого молодца — на Камчатку. И до конца так и не понятно, за что именно, то ли за сам факт любовной связи с Елизаветой Петровной, который порочил её имя, то ли за то, что гвардеец Шубин, проникшись интересами красавицы, начал готовить заговор в пользу дочери Петра Великого.
Думаю, что всё-таки Елизавета и Шубин тогда доигрались. Другое дело, что, если у цесаревны ночным гостем бывает какой-то там пастушок Разумовский из Малороссии. Как я вижу, никто вообще всерьёз это не воспринимает.
И в свете этих новостей мой отъезд в башкирские степи кажется наиболее правильным решением, будто бы я сам его принял.
— Сразив врага на поле брани, он восседал в своём седле. Наш Миних, гордый и могучий, лишь к побеждённым милость мает, — выдавал, видимо, экспромт Тредиаковский.
У меня сложилось такое впечатление, что стихи, которые сейчас русский поэт, больше похожи на то, что может сочинять ребёнок в начальной школе. Даровитый, талантливый, но всё же ребёнок, которому не хватает ни кругозора, ни быстрой мысли, ни опыта стихосложения.
А вместе с тем, без детства не бывает взросления. А без Ломоносова и Тредиаковского, других, не сложился бы Пушкин. Без Пушкина — Лермонтов… и так далее… Хотя, Лермонтов мог подражать и Байрону.
Так что я слушал дальше и постарался не вздыхать по поводу несовершенства рифм, лохматого, ломаного ритма и стиля.
Императрица же разразилась заливистым смехом. Нет, не из-за стихов — просто один из акробатов был крайне неловок и свалился с плеч своего коллеги. Смеялась государыня, смеялись и её подданные. Хотя не всем было весело. Милая темноволосая девочка чуть ли не расплакалась, когда упал акробат.
Я старался не смотреть в сторону Анны Леопольдовны — а это была именно она. Сердобольная, милая, кажущаяся наивной, непорочной и чистой молодая девушка. Слишком молодая, чтобы я её воспринимал как женщину. Но не могу не отметить, что-то и дело мой взгляд смещался влево от государыни, где и сидела не так давно прибывшая в Петербург макленбургская принцесса.