Спасители. Книга первая. Хрустальный куб

Улыбнувшись, Лиафар направился к лодке. Ощущая на себе взгляды близких, он шагал по мокрому песку, пытаясь мысленно убедить себя в правильности поступка. Однако, мысли обратного толка тоже не отступали. Может, ещё не поздно передумать? Махнуть рукой на всю эту затею с избранием, и пусть мудрец ищет другого потомка Перворождённого. Но отыщет ли он другого? Такого, который не струсит? А не трусит ли он сейчас сам?

Что ж, мудрец сказал, что неизвестности не страшатся только глупцы, успокоил себя Лиафар. Он переступил через бортик, сел в раскачавшуюся лодку и, убрав узелок бабушки Вари в мешок под перекладиной, принялся отвязывать верёвку. Стараясь не поднимать глаз, он сложил верёвку внутрь, после чего взялся за вёсла. Оттолкнувшись ими от берега, он поплыл.

Провожавшие не спешили уходить, а Лиафару всё труднее было смотреть на удаляющиеся фигуры родных людей. Они махали руками. Варя не плакала, держалась, но от помахивания ею белым платочком легче на душе не становилось. К счастью, густой туман вскоре скрыл от глаз щемящую душу картину.

На минуту Лиафар остановился. Он обернулся через плечо, но там, куда он направлялся, не было видно ничего, кроме окружающего лодку тумана - мягкого, но холодного, как снежные вихри в студёную пору. Он зажёг масляную лампу, чтобы возможные встречные лодки или корабли не столкнулись с ним из-за плохой видимости.

Глубоко вздохнув и шумно выдохнув, он попытался разогнать тревожные мысли и снова стал грести вёслами. Вдруг вспомнилась песня, которую напевал Дивад в одни из их первых совместных плаваний в Павловск. Лиафар тихо запел себе под нос:

Море синее люблю,

Без него жить не могу!

Плаваю уже сто лет.

Буду плавать ещё век!

Волны, ветер, небеса —

Всё природы чудеса!

Соберусь однажды в путь,

Уплыву куда-нибудь…

Прошло около получаса. Лиафар никогда ещё не плавал в одиночку. Как то, что дед захворал, а вино пора было переправлять в Павловск, так компанию Лиафару составил Агат, хоть тот и вернулся с отцом оттуда лишь накануне. Друг сам тогда вызывался. И в этот раз вызвался, но Лиафар его отгородил от вероятных опасностей. Хотя, Агат мог бы и поплыть с ним до Павловска, так сказать, за компанию, а там уж и разошлись бы. И только Лиафар об этом подумал, как вдруг услышал всплески воды, доносившиеся с той стороны, откуда он отплыл и где остались перед глазами провожающие.

В редеющем тумане уже обрисовались очертания приближающегося объекта, и Лиафар увидел лодку. Спустя мгновение он различил и спину сидевшего в ней.

– Ты что творишь?! – воскликнул Лиафар.

– Я с тобой, – бросил Агат через плечо.

– Ты с ума сошёл?! Мы же с тобой договорились! Ты обещал!

– Я обещал, что сделаю так, как ты хочешь. Я так и делаю, потому что уверен, что ты не желаешь отправляться в путь в одиночку, - растолковал через плечо Агат учительским тоном, каким в школе втолковывали непреложные истины.

Лиафар зашёлся возмущением, но не оттого, что Агат пытался увязаться за ним, а оттого, что ему было необходимо отправить друга домой. Так было правильней.

– Сейчас же возвращайся! Что скажет твой отец?

– Он не против, – ответил Агат, поравнявшись с Лиафаром. – Я с ним ещё вчера поговорил. Он меня даже отговаривать не стал.

– Все с ума посходили, что ли? – высказал удивление Лиафар. – А мне почему ты не сказал?

– Знал, что ты не согласишься. А теперь уже поздно поворачивать назад! Да и как ты меня заставишь это сделать?
–  ухмыльнулся Агат.

– Ты понимаешь, что в пути может случиться всё, что угодно, и это мне на шею повесили тяжёлый камень? Ты тут ни при чём!

– Вот заладил! – закатил глаза Агат.
–  Хочешь строить из себя мученника - пожалуйста, за меня только не решай! Имею я право рядом пройтись, да посмотреть, на что ты способен? Может, чем-то ещё в пути пригожусь…

Наступило молчание. Две лодки дрейфовали на умеренных волнах, а седоки в них сверлили друг друга взглядом, словно сражаясь усилиями мыслей. Они, в общем-то, частенько препирались, но за многие годы дружбы сильно не ссорились. Разве что единожды, но о том никто из них уже не помнил.

Наконец Лиафар вышел из задумчивого оцепенения. Он сунул руку в карман и через мгновение извлёк из него что-то в кулаке. Затем бросил цепочку с медальоном Агату прямо в руки.

– Чего это ты? – оторопев, непонимающе уставился на него Агат, едва не выронив медальон.

– Ну, раз у мира будет два Спасителя, у тебя тоже должен быть отличительный знак. Мой всегда со мной, – проговорил Лиафар, показав тыльную сторону кисти правой руки.
–  Теперь и у тебя он есть.

– Не мог сразу так, – проворчал Агат, но тут же расплылся в самодовольной улыбке и поскорее надел на себя цепочку с медальоном.

Глава 4. Зеркало

А девятью месяцами ранее где-то посреди Чёрных гор под покровом ночи двигалась небольшая процессия: трое чертей тянули старую телегу, ещё двое шли позади, а один - на вид самый крупный и высокий - шествовал чуть поодаль во главе. В скрепящей, грозившей вот-вот развалиться телеге, казалось, не было ничего, кроме сваленных в кучу свёртков ткани и одеял – старых, дырявых, изъеденных молью и временем. Сами черти - покрытые бурой или почти чёрной шерстью - были одеты в нечто похожее: такие же лохмотья, опоясанные ремнями или бечёвками, с редкими элементами доспехов на теле и шлемами на головах.

– Чего тащитесь как черепахи? – послышался голос одного из чертей, следовавших в хвосте.

– Не камни везём! – ответил один из тянувших телегу.

– Да не разобьётся оно, – проворчал всё тот же голос позади.
–  Давайте быстрее, жрать охота!

– Иди сюда и сам тащи телегу! – со злобным хрюканьем отрезал один из тех, что выступали тягловой силой.

– Заткните пасти! – обернулся возглавлявший процессию чёрт. Его глаза (как, впрочем, и у остальных) светились красным в прорезях шлема.

Далее тишину нарушали лишь скрип телеги да цокот копыт, эхом отдававшийся среди скал.

На фоне чернеющего неба верхушки гор казались недосягаемыми. Светил молодой месяц. На усыпанном звёздами небосводе плыли мелкие рваные облака. Осень была на исходе, в горах обитал холодный порывистый ветер. Чертей, однако, привыкших к холоду, куда больше мучил голод – почти четыре недели у них ушло на выполнение задания, порученного им их господином, а пристойного обеда не было в пути ни разу.

Пыхтя и похрюкивая, черти лишь изредка перекидывались короткими фразами. Их язык почти ничем не отличался от человеческого; некоторые слова звучали немного иначе, да кое-какие - они как-будто нарочно коверкали, глотая определённые буквы или заменя их на более твёрдые.