Страхолюдие

– Кто-то разлил обычный томатный соус.

Американец осторожно понюхал.
– Очень даже не исключено...

– И никаких "даже"!
– Он лизнул палец.
– Я что, по-вашему, не в состоянии отличить кровь от французского "Лямонтю"?

Эскот, наконец, перестал размахивать руками. Он повторил действия Аливареса, и тоже попробовал на язык.

– ... А ведь действительно. Я узнаю этот вкус. Такой соус подают к мясу в некоторых ресторанах Лондона.

Засецкая, прислонясь к стене спиной, с изнуренным видом сползла на пол.
– Мне кажется, что мы все рехнулись.

Сарра бросилась в объятья матери и в тот же час звуки хорового рыдания наполнили все помещение. Американский писатель и английский режиссер стояли молча, опустив головы: мысли путались, сознание граничило с помешательством. Полнейшая апатия и равнодушие к дальнейшей судьбе, лукавым туманом окутали умы людей, до этого считавших себя сильными, стойкими, целеустремленными и везучими. Нынче же к их образам вторило одно единственное заглавие: "Портрет бессилия". Впрочем, единственным антиподом в сюжете был граф. Достав из кармана платок, он протер измазанный соусом палец, отшвырнул платок в сторону; из другого кармана выудил миниатюрную, инкрустированную серебром и опалами фляжку.

– Нам всем желательно успокоиться и взять себя в руки. Это, во-вторых. А во-первых, в данный момент всем необходим отдых. Скоро утро и, быть может, все наладится к лучшему.

Он помог отрешенным дамам подняться; сопроводил в комнату; любезно усадил на пышное ложе. Следом вошли Эскот с Кортнером.

– Вот, хлебните, это поможет обрести душевный покой.

Аливарес протянул Засецкой фляжку. Та, с равнодушным видом осуществила большой глоток. Сарра хотела отказаться, но граф настоял, и леди последовала примеру матери.

– Теперь джентльмены, ваша очередь.- Мужчины подозрительно косились.
– Доверьтесь. Уверяю, все будет превосходно.

Режиссер безэмоционально пожал плечами, немножко отпил содержимого, протянул недешевую безделицу американцу.

Кортнер запрокинул голову.
– Упокой Господь их души.
– Шепнул он сам себе и воспроизвел шумный глоток.
– А ведь это не коньяк.
– Удивленно округлил Кортнер глаза, плямкая губами, чтобы различить вкус.
– И, что-то раньше, я этой фляги у вас не видел. Где вы ее взяли?

– Вы неимоверно проницательны, мистер.
– Граф закрутил крышку и отправил драгоценность в карман.

– Вы что же, не составите нам компанию?

– Я, джентльмены, передумал.
– Он злобненько ухмыльнулся.
– Есть еще масса дел, в связи с чем, пожалуй, немножко поживу.

Взгляд писателя ошалело метнулся в сторону кровати: мать с дочерью уже лежали навзничь с открытыми глазами и не шевелились.

– Что это за гадость!?
– Кортнер ощутил легкое головокружение, а перед глазами поплыли дымчатые волны.

– Это яд!
– Угрожающе прорычал Аливарес.
– Яд той змеи, которую вы так жестоко обезглавили.

Шатающийся рядом Эскот замахнулся кинжалом, однако тот выпал из слабеющей руки, и вонзился в деревянный пол. Тут же рухнул, потеряв сознание Кортнер. Последним, что видел бледный как сама смерть режиссер - прежде чем провалиться в небытие - перекошенный оскал графа Аливареса, неистово хохочущего ему прямо в лицо.

Ч А С Т Ь I I I

" ... и весь народ от изумления разинул рот".

Сатиры епископа Холла.

А Л Ь Ф Р Е Д Л О М О Н А Р Е С

Громкий крик попугая стальным молотом безжалостно шарахнул по ноющим мозгам, точно по звонкой наковальне. Засецкая дернулась, с трудом расплющила веки. Она лежала на кровати, почему-то лицом к окну; в данный момент окно было распахнуто настежь. Неподалеку маячила верхушка гифены, на чьих колышущихся лапах восседала стайка больших сине-зелено-красных попугаев. Ослепительно голубое небо заставляло слезиться глаза. Баронесса чихнула, от чего в голове тут же возник набат пожарного колокола. Застонав, она повернулась. Рядом спала Сарра, и во сне о чем-то тихо ворчала. Засецкая нежно окликнула; девушка сразу проснулась. Ее слегка припухшее личико выглядело безмятежно и умиротворенно. Открыв глаза, Сарра уставилась на мать, будто видит впервые.

– Уже утро?

– Похоже на то, моя радость.
– Баронесса поцеловала дочь в щеку.

В следующий миг в комнате раздался шорох; от неожиданности дамы насторожливо встрепенулись, обращая испуганные лица в сторону шума. На большом диване, валетом лежали Эскот и Кортнер. Один из них - это был американский писатель - секунду назад проснулся, и теперь, щурясь от яркого света, пытался оторвать голову от парчовой подушечки. В результате такой возни и второй участник тандема поднял веки, страдальчески застонал.

Не менее пяти минут люди приходили в себя, то ли от сна, то ли от обморока - им и самим, пока, сие было неведомо.

Вдруг американец вскочил с дивана так резво, что чуть не столкнул соседа на пол.

– Это негодяй Аливарес все подстроил!
– Но тут же запнулся, устремив взор в никуда.
– Однако почему яд не подействовал?

– Какой яд?
– Засецкая жаждала немедленных объяснений.

– Прежде чем мы с мистером Эскотом потеряли сознание, он сам признался, что во фляге яд гремучей змеи...

В комнате стало тихо; в виду чего появилась возможность различать еле уловимые, непонятные звуки. То был не шум пальмовых листьев, который незаметным ручейком сочился сквозь окно: звуки доносились с противоположной стороны, из-за двери.

Ухватив кочергу, Эскот подкрался к двери, приник ухом к филенке.
– По-моему это в коридоре...
– Он воровато оглянулся.
– Какие будут мысли?

– Это конец.
– На выдохе обречения прошипела Сарра.

Кортнер подошел к режиссеру.
– Что-то мне подсказывает: если мы еще живы, значит это кому-то нужно. А раз так...

Эскот намек понял: Более не медля, он пнул ногой дверь, и та отворилась. Мужчины осторожно выглянули в коридор.

– Здесь пусто.
– Эскот обернулся к дамам: Засецкая с дочерью сидели, затаив дыхания.
– Баронесса, возьмите с пола кинжал, заприте за нами дверь, и до нашего возвращения никуда ни шагу.

– Ну, уж дудки.
– Титулованная особа, прихватив кинжал и увлекая за собой дочь, устремилась к мужчинам.
– Мы сами тут не останемся.

Тем временем Кортнер уже стоял в коридоре.
– По-моему в холле, что-то происходит. Вы слышите этот гул?
– На полусогнутых ногах он направился к двери ведущей на лестницу.- Если я окончательно не спятил - я слышу английскую речь!