Свадебное проклятье
Шрифт:
— То есть в вас, Эбигейл!
Очень хочется рассмеяться, но чэновское лицо настолько серьезное, даже хмурое, что я сдерживаюсь.
— И в чем разгадка?
— Ну у вас же наверняка имеются какие-то враги?
Задумываюсь. Я не скандальная, зачастую даже флегматичная (и не будем сейчас вспоминать кое-какие встречи с отцом; меня это совершенно не красит!), с подружками в юности ни поклонников, ни нарядов, драгоценностей, сумочек не делила, с обслуживающим персоналом всегда корректна… Пожимаю плечами.
— Да нет у меня никаких врагов!
Маркус поднимает брови.
— Тогда вы и не жили вовсе! У всех есть, у нее нет!
— Я, конечно,
— Вы как будто и правда с другой планеты! — ворчит Маркус. — Вы раньше постоянно мелькали в светских и прочих новостях. Как там было?.. «Старшая принцесса Мейли», «дочь самого молодого миллиардера страны», «юная законодательница мод», и прочее, прочее…
Улыбаюсь почти с ностальгией.
— Да уж, наша пиар-служба прекрасно работает! Вы не представляете, как нам, детям, надоели все эти «знаковые» культурные, благотворительные, политически важные мероприятия! Но родители и пиарщики говорили: «Надо!», и мы слушались.
— Не представляю, — сухо подтверждает Маркус. — На всех снимках и видео у вас постоянно лучезарная улыбка!
— А откуда?.. — недоумеваю я и догадываюсь: — Ах да, вы же тщательно изучили мою подноготную, прежде чем заявиться к отцу!
Чэн не подтверждает и не отрицает — продолжает свою мысль:
— Такие медийные особы со временем либо набивают оскомину, либо начинают вызывать раздражение, зависть, а то и ненависть. Из серии: почему не я?! Почему всё этой досталось? Чем она такую жизнь заслужила? Вам что, никогда не писали гадостей в соцсетях? Не оставляли скверных комментариев под вашими постами?
Машинально киваю. Хотя отслеживающие негативные и оскорбительные комменты пиарщики вычищали или блокировали интернет-каналы, кое-что я все же прочесть успевала. И каждый раз впадала в ступор: кому это нужно? Зачем гадить человеку, с которым ты никогда в жизни не сталкивался и который не сделал лично тебе ничего плохого? Или люди приходят в Сеть просто сцеживать свой яд? Компенсировать таким образом неудачи и тяготы собственной реальной жизни? Отец только похохатывал: мол, черный пиар — тоже пиар! Такая уж судьбина у нас, известных и влиятельных людей — быть заметными! Отращивай шкуру потолще, дочь, то ли еще будет!
И хотя бы в этом оказался прав: то случилось. А уж когда прошел слух о моем «проклятье», интернет как будто с цепи сорвался. Я по ночам тайком читала комментарии и обсуждения (обычно у меня отбирали все гаджеты под предлогом, что сейчас мне нужен только покой и отдых), и от тех злобных и гадких слов просто хотелось повеситься. Или отравиться. Броситься с моста. Уж лучше бы я разбилась вместе с Дином!
— И все же. Я не какая-нибудь знаменитая актриса, певица, селебрити, у которых, наверное, фанатов и хейтеров поровну! Не занималась эпатажем, не устраивала скандалов… тогда, — добавляю я, углядев на лице Маркуса усмешку: наверняка тоже вспомнил наше первое «заочное» знакомство в отцовском офисе. — И опять же не понимаю, зачем — если вы, конечно, правы — кому-то убивать моих женихов?
Чэн прищуривается и вновь придвигается ко мне: мы глядим в глаза друг другу, словно пытаясь телепатировать мысли. Спрашивает вкрадчиво:
— Фанаты, говорите? А разве они есть только у селебрити? Может, и у вас тоже имеются? Тайные или явные поклонники, а? Никто никогда не присылал вам любовные письма
без подписи? Цветы, подарки? Не звонил, не молчал и не дышал горячо в трубку?…не отправлял снимки своего эрегированного пениса? — мысленно продолжаю я. — Или посылки, в которых оказывались другие не менее интересные, а то и опасные вещи, спасибо, что их сначала досматривает охрана? И присылали и наслышаны, как же!
— Ну же, Эби! — настаивает Чэн. — Неужели в вашей жизни не было других парней, кроме Линху и Брауна? Вот ни за что не поверю!
Смотрю на него скептически.
— Полагаете, я отказала в юности какому-то поклоннику, и он поклялся не дать мне выйти замуж ни за кого, кроме него? Простите, Маркус, но это слишком уж отдает бульварными женскими романами!
— Да? Там и о таком пишут? — живо откликается тот. — Очень интересно! Никогда не читал, надо попробовать!
— Да вы уже и писать сами можете, — заверяю я. — У вас явный талант!
— Но все же, неужто не случилось ни одного вусмерть влюбленного в вас мальчишки? Ни одного разбитого сердца? А, Эби? Да быть не может!
Пожимаю плечами.
— Не припоминаю такого.
— У вас, наверное, какая-то избирательная амнезия?
Наверное, я и впрямь по природе «холоднокровная глубоководная рыбина», как ругается Санни, когда я в очередной раз отказываюсь идти на вечеринку или на «пятиминутное» знакомство, но по-настоящему бурных романов у меня действительно не случалось. Лишь привычная симпатия к Дину, смешанная с восхищением свободой и легкостью, с которыми он шел — нет, мчался! — по жизни. Теплота, благодарность — к Алексу. Но я никогда не чувствовала себя ущемленной из-за отсутствия страстной любви, моей ли, в меня ли…
— А сейчас? — интересуется Маркус. Голос поддразнивающий, но глаза смотрят серьезно. — Как с этим сейчас? Кто-то из прошлого? Кто-то новый?
Кажется, пожимание плечами становится моей постоянной привычкой при разговорах с Чэном. Монахиней я не жила, но очень долго отходила от второй потери и мужчин впускала в свою жизнь редко и ненадолго. Видимо, они тоже хотели спокойных необременительных отношений — никто не возникал в моей жизни снова, когда ему говорили: «Прощай».
Смотрю на Маркуса с внезапным подозрением: неужели вся эта сегодняшняя… полукриминальная беседа лишь для того чтобы узнать, нет ли у него серьезного соперника? Да ну, Чэн действительно прямолинейный человек и спросил бы об этом тоже напрямую!
Зато я не такая и отвечаю вопросом на вопрос:
— А разве это вас каким-то образом касается?
— Ну. — Снова почесывание брови. — Должен же я знать расстановку сил! С кем мне предстоит бороться — только с вами или еще и с вашим парнем?
Продолжаю самым светским тоном, словно мы беседуем о погоде:
— А разве вам не предоставили все необходимые сведения по старшей дочери корпорации Мейли?
Улыбка Чэна становится напряженной.
— Насчет ваших поклонников в юности — все же прошу, подумайте, повспоминайте хорошенько. Вас довезти до дому?
— Нет, я сегодня на своей.
Провожая меня, Чэн тяжело выбирается из машины. Неудачно ступив на травмированную ногу, с приглушенными проклятьями опирается о дверцу. В тусклом свете фонарей его перекошенная от боли физиономия выглядит настолько бандитской, что хочется оглядеться — удостовериться, что рядом точно нет моих коллег.
— Я вам позвоню, Эби. И будьте осторожны!
— Кто бы кого еще учил осторожности! На себя давно в зеркало смотрели? — ворчу я. — Благополучно вам добраться до дому.