Свадебное проклятье

И у всех этих редких «смелых» так потом болят душа и сердце? К чему вообще тревожить прошлое, которое нельзя изменить… как художественно выразился мой отец, «ворошить давно сгнившее старое грязное белье»?

Маркус кивает ободряюще.

— Нарыв нужно вскрывать вовремя!

— До ваших криминальных версий я вообще не подозревала о существовании какого-то нарыва, — ворчу я.

— А вот это уже опасно! Может перерасти и в гангрену, — с ученым видом предостерегает Чэн. Я невольно фыркаю: неприятное осознание моей неправоты и «не идеальности» моих женихов сейчас пытаются перевести в обычную шутливую болтовню.

— И нечего себя ругать за доверчивость, — уже серьезно говорит Маркус. — Вы ведь тогда были совсем молоденькая. Наивная. Да и этот ваш… — он слегка кривится, — …дурачок Линху тоже еще был натуральным щенком. В таком возрасте парни думают вовсе не головой, уж поверьте моему опыту!

— Только и остается, что верить профессионалу. — Берусь за забытое пирожное: Чэн заказал целую тарелку, несмотря на мои протесты и жалобы на лишний вес. Еще и комплимент отвесил в собственном своеобразном стиле: мол, слишком уж у вас фигура идеальная, надо чуток подпортить, чтобы не таращились всякие разные! — Так я и не поняла, зачем вы все-таки приехали с самого утра? Я могла рассказать обо всем и по телефону.

Маркус смотрит на меня с непонятной улыбкой.

— Кроме того, что мне стр-рашно хотелось вас увидеть? Ну-у… — Делает глоток из своей чашки и гневно оглядывается на стойку. — Я же заказывал горячий!

Тихо хмыкаю: да за это время чай мог не только остыть, но и ледком подернуться!

— Ну… — Излив раздражение, Чэн снова делает глоток, и начинает пристально изучать пирожные. — Подумал, вы сильно расстроитесь из-за всего этого… свежевыясненного.

Гляжу на него во все глаза.

— Я?

— Немножко, — быстро говорит Чэн. — Чуть-чуть. Ну и…

Ну и приехал меня поддержать.

— Благодарю, — говорю я через неловкую паузу, и собеседник наконец перестает гипнотизировать пирожные. Предлагает — уже оживленно:

— Вы даже можете всплакнуть в мою широкую грудь!

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — вежливо отказываюсь я, автоматически измеряя взглядом эту самую предложенную выпяченную грудь: и правда широкая!

— Всегда к вашим услугам! — заверяет Чэн. — В любое время дня и ночи!

Особенно ночи. Интересно, глубокоуважаемый эксперт, а в каком возрасте мужчины начинают думать головой? В старческой дряхлости?

— И к тому же о директоре Брауне служба безопасности ведь ничего такого не сообщала?

— Нет. Пока нет.

— Ну во-от, хоть кто-то из двоих должен оказаться чист! — подбадривает меня Маркус. Как будто сам пару дней назад сам не подозревал Алекса во всех возможных и невозможных грехах!

Вновь перехватываю брошенный на часы взгляд, как Чэн полагает — незаметный, и быстро допиваю свой кофе.

— Ох, и заговорилась я с вами! Уже на работу опаздываю.

Маркус моментально соскакивает с места.

— Я довезу!

Незаметно морщусь — решила быть тактичной на свою голову! Опаздывает как раз он, у меня-то самой лекции начинаются только в полдень… Но деваться некуда, и я покорно усаживаюсь в его машину, а потом так же послушно принимаю огромный пакет с пирожными, которыми Чэн вдруг решил угостить моих коллег: мол, хочет подсластить жизнь, им ведь со мной тоже наверняка нелегко!

На кафедре удивляются моему раннему приходу, но кондитерский сюрприз интригует гораздо больше.

— Так много всего! Наверное, ваш молодой человек на вечерней распродаже скупил? — Пухленькая учительница Ли выбирает по штуке каждого сорта.

— Нет, пирожные совершенно свежие, он только-только купил, — опрометчиво отвечаю я. — Но он вовсе не мой…

И смолкаю, увидев, как значительно переглядываются коллеги обоего пола. Поспешно добавляю:

— Мы просто встречались в кофейне! Сегодня. Завтракали вместе.

— Конечно-конечно! — с понимающей улыбочкой соглашается учительница Ли. — Какая удачная встреча!

И подмигивает мне. Отвернувшись, начинаю нервно выкладывать из сумки бланки и планшет, рука нащупывает что-то плотное и извлекает…

— О, какая прелесть! — Слышу голос самой старшей преподавательницы Тао. — Вы носите с собой старую игрушку? Из сентиментальных воспоминаний? Или как талисман?

Не веря глазам, таращусь на нянину куколку в своей руке: как она сюда попала?! Неужели я умудрилась не заметить, как второпях сгребла ее вместе с документами? Игрушка задорно улыбается мне и посмеивающимся коллегам.

— Это… — откашливаюсь. — Ребенок знакомой подсунул.

Учительница Тао улыбается во всю свою круглую отбеленную физиономию.

— А может, это знак?

Под неубедительным предлогом сбегаю от дальнейших расспросов и слышу, как за дверью кафедры тут же начинается бурное обсуждение моей личной жизни.

Этак скоро начнут интересоваться, на какую же дату назначена свадьба!

Глава 26. Начинаем снова

— Я прошу прощения.

Сегодня Захария Лэй встречается со мной по всем правилам этикета. Сначала присылает вопрос, удобно ли мне разговаривать, после перезванивает и очень аккуратно (боится, что ему тут же откажут?) просит о личной встрече. Причем сразу же предусмотрительно сообщает, что ни в доме, ни у нашей мамы, ни в семье Мейли в общем никаких проблем нет и даже не предвидится. Договариваемся встретиться все в том же «приличном» ресторанчике на площади недалеко от моего дома.

После той занимательной беседы над няниной куклой мы больше не общались. Не то чтобы я скучаю по Лэю, хотя в последние месяцы виделись мы куда чаще, чем раньше. Но…

Я жалею о тех днях, когда искренне доверяла этому человеку, его преданности и надежности. С самого ли начала он был тайным манипулятором или стал таким постепенно, уверовав в собственный ум, непогрешимость, незаменимость для нашей семьи? К тому же я никак не могу решить, должна ли что-нибудь предпринять: например, рассказать хотя бы брату?

Отцу? Возможно, он не поверит. Или наоборот поверит сразу и уволит секретаря, или поручит кому-то приглядывать за ним (как это было первое время). Но мне по-прежнему не хочется впутывать его в это. Отец — самая последняя мера, самая последняя помощь, к которой я хотела бы прибегнуть.