Свадебное проклятье

Секретарь слегка наклоняет голову набок. Спрашивает с подчеркнутым интересом — а вот тут ирония в голосе становится очевидной!

— И вы всегда принимаете взрослые, разумные и взвешенные решения?

На что это он сейчас намекает?

— Не всегда, — соглашаюсь я на пределе спокойствия. Лэй явно пытается увести меня от конкретной сегодняшней ситуации в дебри психологических заморочек, а проще говоря — заболтать. — Есть множество поступков, которые меня не красят, которых я стыжусь, таких, что вообще стараюсь не вспоминать… Как и любой другой человек. Даже такой непогрешимый и разумный как ты, Захария. Но из этого вовсе не следует, что кто-то без моего ведома имеет право влиять на мою жизнь, уверяя, что так будет лучше. Поэтому очень тебя прошу: впредь…

Секретарь — неслыханное дело! — перебивает меня:

— Я лишь хочу оградить вашу семью и вас саму от новых неприятностей. Новой трагедии.

Как обухом по голове!

— То есть ты уверен, что трагедия обязательно случится? — спрашиваю через паузу. Обычно секретарь всегда учтиво опускает взгляд, но сейчас отвечает таким же прямым и долгим.

— Вы ведь и сами так думаете, Эбигейл.

Я уже бросила перед собой притворяться — да, боюсь. Но когда то же самое повторяет человек, которому ты привык верить, на чье мнение всегда полагался… Я опять чувствую себя слабой, испуганной и беззащитной. Отхожу и сажусь на кровать. Говорю уже без прежнего напора:

— И все же, Захария, прошу запомнить: своей жизнью, своими решениями, выбором, правильным или неправильным, распоряжаюсь я сама. Не мама. Не отец. Не, тем более, ты. Я! Тебе это понятно?

Секретарь кивает и тут же спрашивает с невиданным упрямством:

— Так вы все-таки собираетесь заключить брак с господином Чэном?

Окажись здесь Маркус Чэн, я бы вышла за него просто молниеносно — просто от злости.

— Если тебя это так волнует, ты будешь первым, кому я сообщу о своем решении!

— Как скажете, госпожа Эбигейл. Я могу идти? — Секретарь кланяется, поворачивается и приостанавливается, завидев куколку, которую я вновь машинально взяла в руки. Приглядывается, и — опять же немыслимо! — без моего приглашения входит в комнату. Спрашивает совершенно другим тоном: — Куклу, случайно, не няня Ван подарила?

— Эту-то? — верчу я в руках игрушку. — Она самая. А как ты догадался?

Секретарь медлит, внимательно разглядывая куклу.

— Насколько я помню, няня была с южных провинций?

— Кажется, да. А что?

— Знакомый тип вышивки. На юге живы старинные традиции заговоров на детские вещи с помощью вышивок и рисунков: на одежде, посуде, игрушках. Слышали о древней обережной магии? Например, о заговорах от тигров-людоедов, злых духов, смертельных поветрий типа оспы?

— Ох ты, — я верчу в руках куколку. — Никогда бы не подумала! Вот эти узоры на платье, да?

— В том числе, — соглашается Захария и, не меняя тона, продолжает: — А еще некоторые такие символы указывают, что данный конкретный ребенок берет на себя беды и грехи своей семьи или даже целого селения.

— То есть?

— Как в сказках отдают дракону прекрасную деву, чтобы тот не разорял город, — поясняет секретарь. — Или прогоняют в пустыню так называемого козла отпущения. То есть фактически обрекают ребенка на смерть. Иногда просто-напросто отправляют его в лес, где он гарантированно погибнет от голода, диких зверей, ядовитых змей… Особенно, как вы понимаете, такое было распространено в отношении ненужных вторых-третьих дочерей. Причем традиции сильны до сих пор: несколько лет назад судили жителей деревни, которые проделывали такое регулярно — а то как-то слишком тяжко им в последнее время живется…

Старая кукла уже не кажется ностальгически милой. Секретарь говорит извиняюще:

— Няня Ван, по рассказам, приехала в Сейко на заработки совсем юной и совершенно неграмотной. Понятно, что такие выходцы из глухих деревень очень недоверчивы, суеверны (Я невольно вспоминаю некоего выходца из Хванджи, утверждающего обратное), и пытаются внести свои обычаи и в городскую жизнь. Так им спокойнее, понимаете?

Рассматривая, кручу куклу: всегда считала ее богато вышитое платье очень красивым, но никогда не подозревала, что эти узоры могут что-то значить…

— Захария, ты что, думаешь?.. — Я даже протягиваю ему игрушку. Секретарь всматривается, заметно избегая касаться куклы, даже руки складывает за спиной. Резюмирует честно:

— Я не уверен. Не настолько тщательно изучал традиции и духовные практики южных регионов, так, лишь по самым верхам прошелся. Поэтому не уверен, что такие символы и в таком сочетании означают. Но вот этот, — он указывает пальцем, — явно знак черной судьбы.

Растерянно гляжу на черные нити с множеством выступающих над тканью узелков: напоминают какой-то недописанный иероглиф… или стилизованных пауков. Захария продолжает:

— Няня Ван не была шаманкой, вот это могу утверждать совершенно точно, хотя застал ее уже в глубокой старости. Когда невежественный человек берется за то, смысла чего не понимает… — Секретарь пожимает плечами. — Скорее всего, она желала вам только добра. Искренне пыталась защитить так, как она думала, это делают на ее родине.

Я очень аккуратно кладу игрушку на кровать — подальше от себя. Говорю с нервным смешком:

— Захария, ты же сам сказал, проклятий не существует!

— Простите, госпожа Эбигейл, но я говорил не так! — живо возражает секретарь. — Я говорил лишь, что не вижу на вас «свадебного» проклятья. А в проклятья я как раз верю…

— Тогда ЧТО это? — Я киваю на нянин подарок. — Как оно действует на меня или окружающих?

— Кто знает? — задумчиво произносит Захария. — Но на вашем месте я оставил бы эту вещь здесь или вообще выкинул… О, извините за непрошенный совет, миз Мейли, вы же только что запретили вмешиваться в вашу жизнь!

Метнув на прощание в меня эту ядовитую реплику, секретарь мамы кланяется и уходит.

* * *

Некоторое время мы с куклой смотрим друг на друга, я задумчиво, она — щурясь в своей вечной широкой улыбке. Что за вред ты несешь, моя маленькая и верная, как я считала, подружка? Неуловимый, невидимый, до поры до времени неощутимый — как жесткое рентгеновское излучение? Или Захария с его шаманским наследием слишком уж зациклен на поисках тайных знаков и смыслов, неведомых обычным людям связей и влиянияй? Няня Ван, понимала ли ты, что делала, мастеря игрушку для одной капризной «светленькой» девочки?

— Милая?

Я вздрагиваю, прерывая грозящие затянуться «гляделки» со старой куклой. В комнату входит мама.

— Что сидишь здесь одна-одинешенька? — Родительница улыбается так, что становится понятно — чем-то смущена, но одновременно и настроена решительно. Садится, небрежно откидывая в сторону куклу (я даже слегка вздрагиваю). — Когда Захария вчера сказал, что приключилось с твоим… нет-нет, просто с господином Чэном, я решила кое с кем посоветоваться и…

— И? — подбадриваю я. С кем, интересно? С каким-нибудь дорогим заграничным пластическим хирургом? Не хочется иметь уродливого зятя?