Свадебное проклятье
Шрифт:
— Вот. — Родительница выкладывает длинный конверт на покрывало между нами.
— Что это? Деньги? Мама, я же сказала, с Чэном все в порядке!
— Это амулет.
— Амулет?
— Да. — Мама оглядывается, как бы удостовериться, что нас никто не подслушивает. Некому: в спальне только мы.
И кукла.
Но родительница все равно придвигается поближе и шепчет заговорщицки:
— Самая лучшая, самая сильная, самая опытная в городе гадалка…
— О боже! — стонаю я. — Мама, не-ет…
— Что «нет»? Просто сунешь господину Чэну в карман, а еще лучше куда-нибудь в портмоне
Закатываю глаза: да вы с Захарией сговорились сегодня, что ли?!
И тут до меня доходит. Смотрю на матушку пристально: не от злых людей, болезней, разорения или просто неудач — «духовных воздействий»? То есть… от проклятий?
Спрашиваю с расстановкой:
— Мама? Ты хочешь защитить Чэна — от меня?
Родительница бегает глазами. Бормочет:
— Милая, ну что ты такое говоришь?! Как ты вообще можешь ему навредить? Ты на это просто неспособна, ты же моя доченька, я ведь знаю тебя лучше всех!
Очень в последнем утверждении сомневаюсь. Спрашиваю напрямик:
— Мам, ты веришь в мое свадебное проклятье?
— Ну что ты! — чересчур поспешно отрицает матушка. — Конечно, нет! Нет на тебе никакого проклятья! Всё это злые сплетни завистников!
То-то она после всего случившегося из храмов, молитвенных домов и гадательных салонов не вылезала! Странно, что Захария, обычно ограничивающий безудержную щедрость родительницы, тогда совершенно безропотно отстегивал крупные суммы на пожертвования и вознаграждения священникам, монахам и шаманам. Или он тоже врет, что не верит в мое проклятье?
— Дочка, просто ты немножко… — мама подбирает слова, — …слегка невезучая. Совсем чуточку.
Очень хочется с сарказмом подтвердить: немножко, ага! Самую малость. Впрочем, по сравнению с Дином и Алексом — да. Им не повезло куда больше.
— Так что амулет просто на всякий случай, понимаешь? Ты ведь отдашь его господину Чэну? — Мама умоляюще складывает перед грудью пухлые ручки, в подведенных глазах набухают слезы. — Ну пожалуйста!
Возвращаясь из родительского дома, я давно уже привычно обнаруживаю в своих вещах, сумке, подкладке одежды рукописные амулеты с охранными иероглифами и вообще неизвестными мне и науке загадочными знаками. Поначалу я с раздражением комкала и выкидывала их в мусор, еще и выговаривала — ну что ты мне всякую макулатуру подкидываешь! Но со временем смирилась, оставляю в сумочке хотя бы один: мне это ничего не стоит, а маме так спокойнее. Со вздохом беру и чэновский конверт: так ему и надо! Заверяю:
— Передам обязательно.
Мама мгновенно расцветает, кидается обниматься.
— Вот и молодец, умница девочка! И насчет пластического хирурга не забудь спросить! Жених моей красавицы доченьки тоже обязательно должен быть красивым!
Закатываю глаза.
— Всенепременно спрошу!
Обнаруживаю куклу няни Ван, когда разбираю мамины «гостинцы» у себя дома. От неожиданности даже непроизвольно отбрасываю игрушку в сторону. Хоть убей, не помню, чтобы с собой забирала! Она что, сама забралась ко мне в сумку?! Не спуская с валяющейся
на полу игрушки настороженного взгляда, набираю маму.— Та старая куколка? — переспрашивает родительница бодрым голосом. — Это я ее тебе положила, думала, ты собиралась взять и забыла… Что, надоело спать одной? А я давно говорю: давай-ка скоренько выходи замуж, будет у тебя в постели живая горячая игрушка и во весь рост! Ха-ха-ха!
Чувствую себя параноиком, но все же спрашиваю, откуда она взялась в моей комнате, ведь давно уже лежит в чулане с остальными игрушками, которые пожалели выбросить или отдать на благотворительность.
— А разве это не ты ее достала? — удивляется матушка. — Может, Роксан опять шалит? Погоди, я спрошу…
Слушаю неразборчивые голоса, потом мама возвращается.
— Оказывается, тетушка Ким наткнулась на куклу рядом с кладовкой. Решила, ты разбирала старые игрушки, вот и отнесла к тебе в спальню. И постирала еще, мол, вся серая от пыли была!
Фу-ух! Всё так просто! А я-то (не без помощи Захарии) нафантазировала невесть что…
С сомнением смотрю на игрушку. Та отвечает неизменной улыбкой — в детстве при одном взгляде на веселое личико любимой куклы всегда поднималось настроение, а теперь ее улыбка кажется скорее ухмылкой, причем недоброй. Да и взгляд постоянно притягивает вышивка-дорожка из черных «паучков».
Выкинуть, что ли? Не тащить же обратно это старье, в конце-то концов!
Несу игрушку к мусорному ведру, но все медленнее, потом и вовсе останавливаюсь в раздумье. Как-то это нехорошо… нет, не по отношению к кукле, конечно! К няне Ван. Она же старалась, мастерила, вышивала… Ну и что, что южный узор якобы кличет беду — ведь все мое сознательное детство ничего страшного со мной не случалось.
— Ладно! — объявляю я строго. — Остаешься у меня на эту неделю, не больше! В выходной отвезу обратно домой, поняла?
И водружаю куклу на спинку дивана.
Как хорошо, что мои студенты этого не слышат!
Долго лежу в постели, таращась в полосатый потолок — фонарь во дворе просвечивает и через жалюзи.
Сегодня день неприятных открытий: любимая старая кукла оказалась опасной игрушкой, а мамин секретарь — хитрым манипулятором.
Конечно, мы знали, что Лэй редко идет на прямой конфликт с хозяйкой, ищет обходные пути, способы, чтобы та сама изменила свое решение, и всегда только приветствовали его дипломатичность, ведь всё во благо матушки, а значит, и семьи! Но что Захария косвенно, и возможно, не первый раз пытается повлиять и на жизнь ее детей…
Надеюсь, он все-таки меня услышал сегодня! Я всегда уважала его, ценила, не ругалась всерьез, не прибегала к последнему аргументу: ты наемный работник, а значит, должен делать, как я говорю!
Вспомнив еще об одном, настоящем последнем аргументе, морщусь, как от занывшего зуба. Отец не выносит, когда оспаривают или критикуют его решения, а секретарь, хоть и косвенно, это сделал: счел одобренного им жениха неподходящим и подозрительным, и даже попытался подвести к этой мысли и матушку… Нет уж, постараемся обойтись без отцовского влияния!