Свадебное проклятье
Шрифт:
Уже уходя, понимаю, что опять не поставила точку в наших странных отношениях. Маркус Чэн, хитрец, сбил меня с толку своими криминальными выдумками.
Или я сама уже не тороплюсь с ним расставаться?
ГЛАВА 22. Манипулятор и куколка
— И как здоровье моего зятя?!
Это первое, что я слышу от мамы, едва переступив порог родного дома — вместо обычного «как доехала, кушала ли сегодня?». Отвечаю с иронией:
— Здравствуй, мама, я тоже очень рада тебя видеть!
— Да-да! — выпаливает та невпопад. — Как там господин Чэн? Очень
Вопросительно вскинув брови, смотрю на маячащего за ее спиной секретаря. Захария опускает глаза. Поня-ятно…
Обнимаю матушку.
— Успокойся, твой драгоценный господин Чэн отлично себя чувствует, выписался из больницы сразу же, вчера даже заезжал ко мне на работу. Так и будешь держать собственную дочь на пороге?
— Ох нет, конечно, заходи скорее, милая, тетушка уже на стол накрыла, но я так расстроилась, когда секретарь Лэй мне рассказал об этом! Правда, уверяет, что бедняжка отделался только синяками и ушибами. Я решила собрать в больницу фрукты и сладости, а он уже выписался? Может, положим его обратно, как думаешь? В клинику получше? Пусть его хорошенько обследуют, а то ведь бывают такие коварные травмы, вдруг потом в семейной жизни проявятся?..
Я обнимаю ее, ненавязчиво подталкивая к утренней столовой, из которой уже доносятся умопомрачительные запахи.
— Мама, не волнуйся так! Он молодой крепкий мужчина, что ему какие-то ушибы! — Почти дословно цитирую самого Чэна. — Это во-первых. Во-вторых, он мне не жених, а значит, и не твой зять. Посторонний человек, понимаешь?
— Но…
— Но чтобы ты успокоилась, обязательно расскажу ему о твоем щедром предложении. М-м-м, чем таким вкусным собираешься меня сегодня угостить?
Матушка тут же переключается на привычный сценарий «накормить до отвала оголодавшую кровиночку», а я посылаю секретарю многообещающий взгляд: «Ну ты у меня еще получишь!»
Надо отдать Захарии должное: он не пытается ускользнуть из дома под каким-нибудь благовидным предлогом, а храбро отыскивает меня в моей собственной комнате. Я редко захожу сюда, разве только что-то забрать; слишком уж много она хранит тяжелых воспоминаний. В спальне убираются, проветривают, ничего не трогают, все остается, как в тот день, когда я переехала из родного дома. Комната не меняется, хотя ее хозяйка изменилась. Надеюсь — очень сильно.
Аккуратный стук в дверь, долгая выжидающая пауза.
— Входи, Захария, — приглашаю я. Сижу на кровати, вертя в руках старую рукотворную куклу. Лет до пяти я засыпала, лишь уложив ее рядом на подушку. Да и в десять тоже. А в пятнадцать, решив наконец расстаться с детством, засунула (но не выкинула!) вместе с другими игрушками в коробку и отправила в чулан. Кто-то нашел- откопал ее, постирал или отдал в химчистку: вышитые глазки и ротик яркие, цвет личика бело-розовый… По-южному смуглая няня Ван, сделавшая для меня эту куклу, всегда восхищалась моей светлой кожей и большими (по ее меркам) глазами.
Я поднимаю взгляд: секретарь в почтительном ожидании застыл на пороге.
— Захария, — говорю ровным голосом. — Я тобой очень сейчас недовольна.
— Мне жаль это слышать, — также ровно отзывается Захария.
— Для чего ты рассказал маме о нападении на Чэна Маркуса? Ты
же знал, как она отреагирует!— Извините, госпожа Эбигейл. Я не хотел расстраивать вашу матушку. Просто госпожа Мейли желает знать, как продвигаются ваши отношения с господином Чэном, и вчера…
Я отбрасываю куклу на кровать.
— И что, ты всегда отвечаешь на все мамины вопросы?!
На лице Лэя не шевелится ни единый мускул.
— Простите, госпожа Эбигейл, но ведь я ее секретарь!
— Поня-ятно, — протягиваю я, чтобы удержаться от слов, о которых потом пожалею. Неужели все эти годы он докладывал о наших проделках и тайнах, которые мы считали надежно спрятанными от посторонних глаз? Ведь мы трое советовались с Захарией и в том, с чем никогда не пошли бы к родителям…
А Лэй нам не друг, не доверенное лицо и даже не хороший знакомый.
Наемный работник. Личный секретарь мамы.
«Ну и кто в этом виноват? — кряхтит моя внутренняя старушка. — Он никого не обманывал, пытаясь выведать то да сё. Сами же неслись к нему со своими «то и сё»!»
Словно подслушав мои противоречивые мысли, Захария продолжает так же ровно и вежливо:
— В свое оправдание могу сказать, что без конкретно заданного вопроса я госпоже ни о чем не рассказываю.
Да уж, исполняй Захария роль постоянного шпиона, нас наказывали бы через день да каждый день! Но не успеваю я с облегчением выдохнуть и укорить себя за несправедливые мысли, как секретарь все портит, невозмутимо продолжая:
— Это не касается обстоятельств и людей, которых лично я считаю опасными, угрожающими здоровью и благополучию молодого господина и молодых барышень.
Вот же!..
Лэй по-прежнему стоит неподвижно, наблюдая через приспущенные ресницы за моим рассерженным приближением.
— И какие же у вас критерии, господин секретарь? — интересуюсь ядовито, останавливаясь прямо перед ним. — Может, вы и моих бывших женихов считали опасными и недостойными?
— О нет, отчего же, директор Браун был очень достойным человеком!
Про Дина он этого не говорит, отмечаю машинально. Значит, как и Чэн, считает моего первого жениха… не буду уточнять, кем именно! Спрашиваю на пределе спокойствия:
— И как связаны моя безопасность и нападение на Маркуса? Он ведь тогда находился в Гейланге, в трех районах от моего дома!
— Ваши родители должны знать, что господин Чэн — не самая лучшая партия для их дочери, — не моргнув глазом, заявляет секретарь. — Если уж он связан с криминальными разборками…
Я в бессильном изумлении всплескиваю руками.
— Захария, да ты у нас просто серый кардинал какой-то! С каких пор ты принимаешь решения за меня и за моих родителей?!
— Наверное, с тех самых пор, когда вы, точнее, ваш отец, наняли меня для контроля за вашей матушкой, — говорит Лэй. — То есть все согласились, что именно я решаю, что для нее будет лучше.
В голосе его мне чудится насмешка. Но, конечно, только лишь чудится, ведь секретарь смотрит на меня обычным серьезным взглядом.
— Хм, а я ведь иногда подумывала, что ты слишком уж… широко понимаешь интересы моей матери. Контроль теперь распространяется и на меня? Захария, а ты не заметил, что я давно уже взрослая и самостоятельная?