Свадебное проклятье

…Еще бы не помнить! Вчера Чэн объявился поздним вечером, когда я уже начала подумывать, что на кладбище мы не попадаем (как звучит все-таки!), и вообще всё отменяется. Усталый, раздраженный, буднично одетый (оставил приготовленный костюм дома, а заехать уже не успевал), только рубашку сменил на свежую. Переминался у порога, пересказывая события суматошного дня: завтра запускается новая линия, приглашены пресса, пиарщики, представители мэрии, а в цеху, как назло, какой-то важный агрегат заело, возились с ним до ночи, проверяли и перепроверяли…

— Будем надеяться, завтра все пройдет удачно, — резюмировала я, обуваясь. — Жениться едем?

— Уже пора? — Замороченный жених отлепился от двери, к которой привалился, и наконец как следует взглянул на меня. Рассмотрел. — Ого!

— Да уж, в отношении своего драгоценного цеха ты куда красноречивее! — колко заметила я.

Он тут же нашелся:

— Да я при виде такой красоты просто дар речи потерял!

— Маркус Чэн — и потерял дар речи? Ни за что не поверю! — Я проплыла мимо, довольная: видела, как вспыхнули его глаза…

— …поэтому наша брачная ночь вынужденно переносится. Но не отменяется!

— Ну-ну. Сплошные обещания! — комментирую я, берясь за ручку двери. — Желаю, чтобы открытие новой линии… или цеха?.. прошло хорошо.

— Лучше отлично!

— Хорошо, тогда пусть на полных сто баллов!

— Спасибо… погоди, я тут кое-что забыл.

Прикрываю уже отворенную дверь машины.

— Что?

Чэн молча смотрит на меня.

— Маркус, что ты забыл?

— Да вот, — говорит он и, притянув меня к себе, целует. Крепко. Долго. И отпускает далеко не сразу.

— Если нас оштрафуют за непристойное поведение в общественном месте, — сообщаю я как можно непринужденнее, что трудновато, когда одновременно пытаешься прийти в себя, отдышаться и поправить окончательно разрушенную прическу, — вычту сумму штрафа с твоей кредитки!

Маркус смеется.

— Все мои карты, мое имущество — движимое и недвижимое — и я сам целиком теперь твои! Распоряжайся нами, как только захочешь!

— Я записала твои слова на диктофон! — угрожаю я, наконец выбираясь наружу. — Припомню при случае.

— Давай-давай, с нетерпением жду того самого случая! — Пригнувшись, Маркус выглядывает из машины. — Эби?

— Еще что-то забыл? Нет уж, обратно не полезу!

Глаза мужа смеются.

— Если что, настоящей непристойщины твои соседи пока не видели! Как и ты. Вот и думай об этом до моего возвращения! С нетерпением.

— Ах ты ж!..

Усмехающийся Чэн трогает с места, и мой карающий замах превращается в задумчивое помахивание вслед исчезающей в конце улицы машине. Вот и зачем негодяй сказал такое? Поневоле в голову лезут разные картины с его участием. Непристойные — это еще мягко сказано. Очень мягко, да…

Отвлекаюсь от них я только уже над приготовленным кофе. Глоток крепкого, горького напитка не только развеивает внезапный сексуальный угар, но и будит тревожные мысли.

Как там сказала шаманка: вас защищают мертвецы? Или лишь одна мертвая душа? Может, нам с Маркусом нельзя разделяться, чтобы призрачным охранникам — если те, конечно, на самом деле имеются — не пришлось выбирать, кого защищать?

Хотя, почему я о себе беспокоюсь? Ведь опасность всегда угрожала не мне.

Не считая того похищения.

И встречи — или морока? — в часовне-гроте.

Но ведь тогда всё закончилось… благополучно?

Допиваю кофе залпом, уже совершенно не чувствуя вкуса, и запретив себе думать, почему последняя мысль вышла вопросительной… да и вообще думать, анализировать и вспоминать. Наскоро споласкиваюсь под душем и падаю на постель. Уже засыпая, туманно думаю, что «непристойщина» сейчас была бы в самый раз.

Чтобы не возникали вновь эти проклятые вопросы.

Глава 4. Лирика брака…

Молодой муж является опять под вечер, хоть сегодня и не к полуночи. К его приезду примерная жена накрыла стол: то есть заказала готовые блюда. Ради первого нашего дня — не в обычной доставке, а из очень неплохого ресторана, думаю, наш объединенный бюджет такие траты выдержит. Хотя отец, как и было обещано, после свадьбы открыл доступ к моим семейным счетам (я проверила!), все же не хочу пока баловать новоявленного супруга, придерживаясь традиционной женской практики: мои деньги — это мои деньги, твои — тоже мои! Кстати, следует подумать, куда их побыстрей перевести и вложить: неизвестно же, как скоро разругаюсь с родителем следующий раз.

Ведь кроме собственной свободы мне теперь есть, кого защищать.

Моего мужа.

— Ого! — восклицает защищенный, жадно принюхиваясь с самого порога. — Будет пир горой?

— Ну так свадебного банкета у нас почему-то не случилось, будем наверстывать… Эй!

Чэн обхватывает меня обеими руками, в одной — бутылка шампанского, во второй еще какой-то пакет. Отвешивает смачные поцелуи в щеки:

— М-м-м, а ты пахнешь еще вкуснее!

— Надеюсь, — с достоинством отвечаю я, хотя от его объятий и прикосновений губ тело приятно покалывает. — Как прошел запуск цеха?

— Просто отлично! — Маркус отпускает меня. — На открытие явилась чуть ли не вся мэрия, еще и зам министра сельского хозяйства и сельских дел, представляешь?!

Чэн сияет как полуденное солнце, взволнованный, радостный и слегка растерянный. Улыбаюсь в ответ: отчего же не представить, наверняка кое-кто (скорее всего отцовский референт) подсказал нужным людям, что внезапный зять Самого (да-да, а вы что, не слышали о муже его старшей дочери?! Очень перспективный молодой человек!) запускает в пригороде Сейко новый цех.

Оглаживаю его широкие плечи. М-м-м, какие крепкие мышцы…

— Ну вот видишь, какой ты у нас известный! Подожди, сейчас еще и журналисты нароют и откроют миру всю твою подноготную!

Рука Маркуса, стягивающая галстук, замирает. Он с комичным ужасом округляет глаза:

— Неужели всю?! И что мне тогда делать?

— Для начала идти в душ и за стол.

— Шампанское на лед! Я быстро.

Появляется он и правда через пять минут, посвежевший, с влажными волосами и сияющими глазами.