Свадебное проклятье

— Ты, видно, спутала меня с моей сестрой, подательницей жизни. Она просила за тебя. — Голос у нее низкий, сильный, без старческой хрипотцы и дребезжания.

Как, и матушка Гу обо мне позаботилась?! Вот так совпадение! Никогда не подозревала, что у владелицы «Обедов» в сестрах шаманка имеется. Впрочем, родня у нее многочисленная, почему бы туда не затесаться еще и предсказательнице! Но как же изъясняется, что за слог: «подательница жизни»! Нет бы, просто сказать: владелица кафе, хозяйка… Подательница пищи.

С таким высоким стилем возможно лишь одно обращение, и я выдаю его со следующим почтительным поклоном:

— Извините еще раз, благословенная госпожа! Не ожидала от матушки Гу такой заботы, тронута, очень благодарна ей и вам!

Кажется, справляюсь: губы шаманки складываются уже в более-менее человеческую улыбку.

— Есть еще одна беспокойная душа, на много ваших лет задержавшаяся меж миром мертвых и миром живых, которая беспрестанно о тебе молит! Уж так беспокоится, что готова дойти с ходатайством аж до самых Небес, до Яшмового императора!

— Няня Ван? — спрашиваю полуутвердительно и даже машинально озираюсь, словно подобно шаманам могу видеть духов. А почему нет, в такую-то необычную ночь! Что ж, если старушка где-то здесь, хоть один гость на нашей свадьбе да будет. Пусть и потусторонний. Вот же нянюшка моя заботливая, даже в загробный мир не ушла, лишь бы за мной привычно присматривать!

Шаманка переводит взгляд на Чэна, по-прежнему поддерживающего меня под руку. Кивает ему неожиданно благосклонно:

— Ты правильно назвал меня, паренек! Уж кому-кому, а тебе материнская защита сейчас не помешает!

Маркус откашливается.

— Ну, я уже давно взрослый мужик, да и с самого детства привык надеяться только на себя, момо… тетушка… госпожа, как вас правильно называть? И помощь нужна не мне, а вот, моей невесте. Если она будет цела, здорова и спокойна… то и у меня все будет хорошо.

Это самые проникновенные слова, которые я услышала от моего жениха, и на сердце теплеет. Конечно, если придраться, трактовать смысл можно двояко, но я выбираю вариант чэновского беспокойства за меня, а не за его личное благополучие рядом со мной.

Старуха качает головой.

— Все вы для меня сущие дети, маленькие глупые мальчики и девочки! В час, когда ты выбрал себе такую невесту, навлек на себя великую опасность…

Мы притащились на ночное кладбище, чтобы прослушать очередную лекцию о нашей несчастной судьбе? Маркус крепче перехватывает мою напрягшуюся руку и говорит — очень спокойно, хотя я уже научилась распознавать в его голосе опасные нотки:

— Пусть даже так, я и с этим справлюсь!

Мое собственное терпение неожиданно кончается куда быстрее.

— Мы приехали сюда лишь потому, что нам обещали какой-то обряд, который оградит нас… пусть даже только моего жениха от возможных несчас… то есть неприятностей! Если вы не собираетесь этим заниматься, а просто хотите отговорить нас от брака, то все мы здесь только зря время теряем! — Вспомнив о вежливости, добавляю тоном ниже: — Благословенная госпожа!

Отвернув голову, чтобы гадалке не было слышно, Маркус выдыхает мне в висок:

— Тише-тише, а то того и гляди, у тебя из ноздрей пламя пойдет! Я и не подозревал, что ты так рвешься за меня замуж!

С улыбкой встречает мой раздраженный взгляд (мне сейчас не до шуток!) и заявляет непонятной старухе:

— Как видите, мы с невестой настроены серьезно, никакие уговоры и запугивания не помогут! Так что очень просим госпожу… как, все-таки, вас зовут? Как к вам следует обращаться?

— Зови-не зови, я всегда прихожу незвано. Сама, — ворчит старуха.

— …сделать то, ради чего мы все сегодня здесь собрались.

— Вижу, какие вы оба упрямцы, ну так пеняйте только на себя… Чжу!!

Мы с Чэном вздрагиваем от внезапного резкого возгласа, а потом синхронно шарахаемся от вылетевшей откуда-то (уж не из могилы ли, ха-ха!) и усевшейся на ближайший покосившийся памятник седой совы. Ну, слава Будде, а то мне реально показалось, что старуха прибыла сюда в облике этой огромной птицы!

— Вот ты где, бездельница! Где тебя носит? — ворчит шаманка, будто привычно разговаривая с домашним питомцем. — Зови остальных!

Сова тут же издает нечто похожее на пронзительный крик своей… хозяйки? дрессировщицы? не знала, что совы вообще поддаются дрессуре. Еще на двух соседних памятниках бесшумно приземляются ее двойники. Первая птица принимается гипнотизировать нас круглыми светящимися глазами. Даже жутковато становится, будто видишь перед собой «совиного человека», колдовскую птицу из сказок: сейчас расправит крылья, а там уже не крылья вовсе, а человеческие руки! У Маркуса другие ассоциации — бормочет себе под нос:

— Ты не заметила, у этих милых птичек, случаем, нет третьей ноги?

— Ну а что, — храбрюсь я, — помощницам Сиванму[4] самое место на кладбище!

— Думаешь, сама богиня к нам на свадьбу заявилась?

— Не уверена, но обязательно узнаю у мамы, что за птичью дрессировщицу она наняла! И у хозяйки Гу об ее родственнице — тоже.

Но пока именно эта «птичница» — главный распорядитель на нашей более чем странной свадьбе и представитель родителей с обеих сторон, живых и уже умерших. Я опять оглядываюсь по сторонам, духа нянюшки снова не обнаруживаю, как и моих почивших женихов (благодарна за то всем известным и неизвестным богам!). Роли свидетелей и гостей на полуночном торжестве играют многочисленные надгробные статуи — скорбящие и вдохновенные ангелы, сикхские стражи, небесные полководцы, драконы, всяческие божества буддийского, даосского и прочих пантеонов. Вон справа расположилась милосердная трехликая богиня Гуаньинь, взирающая на нас с благожелательным любопытством. Да уж, постой-ка на кладбище столько лет, какого года там захоронение… понаблюдай изо дня в день одну и ту же картину скорбящих, провожающих близких в последний земной дом — поневоле обрадуешься такому неожиданному живительному развлечению!

Да и нас с Чэном, несмотря на… хм, некоторую опытность в свадебных делах, кладбищенская процедура тоже очень бодрит. Меня уж, во всяком случае — точно! Гляжу на своего жениха: выпятив челюсть, тот внимательно наблюдает за неторопливыми приготовлениями к церемонии, как будто что-то понимает и контролирует весь процесс (натренировал такое выражение лица на собственных работниках?). Руку мою он по-прежнему не отпустил; ладонь легко лежит в его пальцах, но чуть шевельнешься, хватка становится крепче. Боится, что я удеру? Даже если вдруг передумаю — куда? Остаться одной сейчас гораздо страшнее, чем пройти через какое-то неведомое шаманское испытание. Даже за пределами кладбища.

Тем более за пределами кладбища.

Тут-то всего-навсего загадочная старуха, говорящие совы, старые могилы, неподвижные каменные взгляды мраморных изваяний, невидимое присутствие духов…

А там — поджидающая смерть. Не моя. А вот этого упрямца из Хванджи.

Теперь уже я крепче сжимаю его ладонь. Зажмуриваюсь под вопросительным взглядом и молча молюсь — сразу всем богам, каких я знаю, тем, в кого давно не верю. Да хоть вот этой соседней Всемилостивейшей Многоликой, которая всегда прислушивается к Плачу мира! Пусть Маркус Чэн останется жив и здоров. Пусть пройдет свой, даже трудный, но все-таки долгий земной путь. Не забирайте его, не отнимайте у этого мира, он нужен ему, нужен своему делу, нужен маленькой одинокой дочери…